— Ну что же, кум, после того, как мы возблагодарим Господа, прошу твоего разрешения откланяться. Тебе и твоим друзьям надо обсуждать ваши планы. А мне — выезжать завтра на рассвете… Если погода позволит, — добавил он, потому что на дом налетел первый порыв бури и по залу пронеслась волна холодного воздуха.
Не отвечая, де Лальер встал, и по этому знаку поднялись все, обнажив и склонив головы. Привычка заставила их искренне отдаться краткой молитве. Однако, едва она окончилась, языки развязались снова.
Обогнув стол, Блез присоединился к де Сюрси. Отец и брат, казалось, не замечали его, и он избегал смотреть на них.
— Итак, доброй ночи всему обществу, — произнес маркиз.
Однако ему не удалось уйти без заключительной стычки. Рауль де Верней, здоровенный неповоротливый молодой помещик, загородил маркизу выход. В округе побаивались этого громилу и смутьяна, но его физическая сила и самоуверенная манера поведения привлекали молодых сельских дворян. Его тупое лицо после выпивки налилось кровью. Он явно собирался порисоваться перед друзьями. Возвышаясь над маркизом, который был ниже его на целую голову, де Верней злобно пялился на него, но де Сюрси держался так, что тот выглядел перед ним неотесанным мальчишкой.
— Одну минутку, господин мой, если вы не против!
— Ну?
— Мне бы хотелось задать ещё один вопрос…
— Ну?
Де Верней демонстративно подмигнул своим приспешникам, которые с готовностью придвинулись ближе.
— Вы были настолько любезны, отвечая тут на вопросы… Я не хотел бы навязываться вам…
— Ближе к делу, мсье.
Язык у де Вернея заплетался, но он кое-как сумел доковылять до следующей фразы:
— Вы уверены, что это вас не затруднит?
Со снисходительностью человека, которому приходится говорить с пьяным, маркиз сказал, что нет, не затруднит.
— Ну, тогда, монсеньор, — де Верней снова оглянулся на своих сторонников, — тогда нам хотелось бы узнать, когда вы в последний раз целовали королю задницу.
Его гогот слился со звуком пощечины, которую отвесил ему де Сюрси.
Де Верней отшатнулся, но тут же с ревом бросился в драку. Однако столкнулся он не с маркизом, а с Антуаном де Лальером, который встал между ними. Лицо старика было достаточно грозным, чтобы утихомирить буяна.
— Вот как! Ты оскорбляешь моего гостя в моем доме? И не хватайся за нож, а не то, клянусь Богом!.. Здесь я хозяин!
Но де Вернея не так просто было укротить.
— А что, не все гости одинаковы? Вы видели — он меня ударил. Я требую удовлетворения…
Чья-то рука схватила крикуна за плечо и резко повернула кругом.
— К вашим услугам, — сказал Блез.
Какое это было облегчение — после всей муки нынешнего вечера броситься в такое простое дело, как поединок!
— К вашим услугам, — повторил Блез, и шрам у него на носу заметно побелел. — Ты, конечно, не настолько самонадеян, чтобы добиваться чести получить трепку от самого господина маркиза. У него найдутся дела посерьезнее. Но он не лишит этого удовольствия меня. Я тебе дам удовлетворение — в конном или пешем поединке, любым оружием, которое ты выберешь. Или сейчас же…
— Хватит! — голос маркиза был подобен удару топора. — Ты что, собираешься драться с пьяным олухом? Я вообще жалею, что дал ему оплеуху. Удовлетворение, как же! С таким управляются лакеи…
Гроза, та самая, что застала Пьера и Рене в лесу, в какой-то мере помогла людям в зале — дала передышку в споре. Ее ярость — мощь ветра, непрерывная пляска молний и раскаты грома — как бы напомнила о мелочности человеческих страстей и на короткое время утихомирила их.
Де Норвиль, используя все влияние, которое давало его положение при герцоге, поспешил к де Вернею, и ему удалось отвести в сторону буяна и его сторонников. Почти сразу же они сбились в молчаливую группу, внимательно слушавшую то, что говорил де Норвиль. Другие, напуганные бурей, замерли неподвижно. На людей нахлынули суеверные страхи, принесенные на крыльях воющего ветра.
— Дикая Охота! — шептали они.
Их призрачные предки, бывшие властители этих мест, мчались по небу, взывая к ним.
— Это плохой знак, — мрачно произнес Антуан де Лальер. — Он предвещает войну и смерть…
— Неужели понадобилась гроза, чтобы тебе в голову пришла эта мысль? — отозвался маркиз. — Я весь вечер только о том и толкую, но ты ничего не слышишь… Ну что ж, значит, поверь ветру, если не поверил мне. И подумай наконец своей головой…
Его взгляд скользнул по де Норвилю.
— Было бы меньше войн, если бы ловкие мошенники не рассчитывали извлечь из них выгоду.
Но де Лальер смотрел мимо него.
— Слуги с факелами ждут тебя, Дени.
Маркиз поклонился.
— Спасибо тебе. Да хранит Бог это общество.
И в сопровождении Блеза он вышел в прихожую, в кромешную тьму, которую освещали лишь неровный свет факелов в руках двух пажей и отдаленные вспышки молний.
Пройдя в отведенную де Норвилю спальню, Блез начал укладывать свои вещи обратно в седельные сумки. Дальнейшее сближение с агентом Бурбона стало невозможным. Кроме того, после ссоры с де Вернеем благоразумие подсказывало, что маркизу нужна усиленная охрана, которую не могли обеспечить его слуги, поэтому было решено, что Блез проведет эту ночь у него в комнате.
Он двигался механически. Его сердце переполняла боль. Вспоминая глаза отца и брата, Блез понимал, что эта ночь, вероятно, будет последней, которую он проведет в Лальере. Сегодняшний вечер отсечет все прошлое: отрубит корни и жилы, которые сязывали его с детством, отчим домом, семьей. Отныне и навеки он не принадлежит к своему роду, у него больше не осталось своего места на земле. Но в то же время он ощущал и торжество. Он знал, что сейчас сильнее, чем был прежде.
Закончив распихивать свои пожитки по сумкам, он постоял немного, уставясь на тонкую восковую свечу на ночном столике. Гроза уже пронеслась. В большом зале внизу ещё слышались голоса: заговорщики уточняли свои планы с учетом предостережений де Сюрси. Несомненно, на рассвете к Бурбону отправится гонец со срочным сообщением.
Внимание Блеза привлек свет в дверях, он оглянулся и увидел на пороге мать. Она вошла как всегда спокойно и поставила свою свечу рядом с той, которую принес Блез; потом постояла минуту, глядя ему в лицо.
— Печальное возвращение домой, сын мой.
— Ты знаешь, что произошло?
— Да, я слушала у боковой двери. Мне нужно было знать.
Он бепомощно развел руками, но не нашелся, что сказать.
— Ты вырос, сынок, — вдруг заметила она. — Я думала, ты никогда не повзрослеешь… Ты поступил, как мужчина. Я горжусь тобой.
— Значит, ты не… ты не… — проговорил ошеломленный Блез.
