И разве есть долг более настоятельный, чем долг повиноваться тому, кто имеет законное право повелевать?
— Ничьи, конечно, ничьи,— сказала Френсис, смеясь от души; ласково взяв руку сестры и улыбнувшись мистеру Харперу, она добавила: — Я уже говорила вам, что мы с сестрой расходимся в политических взглядах, зато отец для нас беспристрастный посредник; он любит и своих соотечественников и англичан, а потому не берет ни мою сторону, ни сторону сестры.
— Это так,— с некоторым беспокойством заметил мистер Уортон, взглянув сначала на первого гостя, потом на второго.— У меня близкие друзья в обеих армиях, и, кто бы ни выиграл войну, победа любой из них принесет мне лишь огорчения; поэтому я страшусь ее.
— Как я полагаю, нет особых оснований опасаться победы янки,— вмешался новый гость, спокойно наливая себе еще бокал из облюбованной им бутылки.
— Войска его величества, возможно, лучше обучены, чем континентальные,— несмело вымолвил хозяин дома,— но ведь и американцы одерживали выдающиеся победы.
Мистер Харпер оставил без внимания как первое, так и второе замечание и попросил проводить его в отведенную ему комнату. Слуге-мальчику велели показать дорогу, и, учтиво пожелав всем доброй ночи, путник удалился. Как только за мистером Харпером закрылась дверь, нож и вилка выпали из рук сидевшего за столом непрошеного гостя; он медленно поднялся, осторожно подошел к двери, отворил ее, прислушался к удалявшимся шагам и, не обращая внимания на ужас и изумление семейства Уортон, снова затворил ее. Рыжий парик, скрывавший черные кудри, широкая повязка, прятавшая половину лица, сутулость, благодаря которой гость выглядел пятидесятилетним стариком,— вмиг все исчезло.
— Отец! Дорогой мой отец!—крикнул красивый молодой человек.— Милые мои сестрицы и тетушка! Неужели я наконец с вами?
— Благослови тебя господь, Генри, сын мой! — радостно воскликнул пораженный отец.
А девушки в слезах приникли к плечам брата.
Единственным посторонним свидетелем того, как неожиданно объявился сын мистера Уортона, был верный негр, выросший в доме своего хозяина и, словно в насмешку над своим положением раба, названный Цезарем. Взяв протянутую молодым Уортоном руку, он горячо поцеловал ее и вышел. Мальчик-слуга больше не возвращался, но Цезарь снова вошел в гостиную, как раз в ту минуту, когда молодой английский капитан спросил:
— Но кто такой этот мистер Харпер? Он не выдаст меня?
— Нет, нет, масса Гарри! — убежденно воскликнул негр, качая седой головой. — Я видел... Масса Харпер на коленях молился богу. Когда человек молится богу, не будет он доносить на хорошего сына, когда он пришел к старому отцу... Скиннер сделает такое, но не христианин!
Не один мистер Цезарь Томпсон, как он сам себя величал (немногочисленные знакомые называли его Цезарем Уортоном), так дурно думал о скиннерах. Обстановка, сложившаяся в окрестностях Нью-Йорка, вынуждала командиров американской армии — для выполнения некоторых планов, а также чтобы досаждать неприятелю — принимать на службу людей заведомо преступных нравов. Естественным следствием господства военной силы, которую гражданские власти не сдерживали, были притеснения и несправедливости. Но не такое было время, чтобы заниматься серьезным разбирательством всяческих злоупотреблений. Так выработался определенный порядок, в общем, сводившийся к тому, что у своих же соотечественников отнимали считавшиеся личными богатства, прикрываясь при этом патриотизмом и любовью к свободе.
Незаконному распределению земных благ частенько попустительствовали военные власти, и не раз бывало, что какой-нибудь незначительный военный чиновник узаконивал самые беспардонные грабежи, а порой даже убийства.
Не зевали и англичане, особенно там, где под маской верности короне представлялась возможность дать себе волю. Но эти мародеры вступали в ряды английской армии и действовали куда более организованно, чем скиннеры. Долгий опыт показал их вожакам все выгоды организованных действий, и они не обманулись в расчете, если только предание не преувеличило их подвигов. Их отряд получил забавное название «ковбойского»,— видимо, благодаря нежной любви его солдат к полезному животному — корове.
Впрочем, Цезарь был слишком предан английскому королю, чтобы объединять в своем представлении людей, получавших чины от Георга III, с воинами нерегулярной армии, чьи бесчинства ему не раз доводилось наблюдать и от чьей алчности его самого не спасали ни бедность, ни положение невольника. Итак, Цезарь не выразил ковбоям вполне заслуженного осуждения, а сказал, что только скиннер способен выдать доброго сына, рисковавшего жизнью, чтобы повидать отца.
Познал он радость тихой жизни с ней,
Но смолкло сердце, бившееся рядом,
Навек ушла подруга юных дней,
И стала дочь единственной отрадой.
Томас Кэмпбелл. «Гертруда из Вайоминга»
Отец мистера Уортона родился в Англии и был младшим сыном в семье, парламентские связи которой обеспечили ему место в колонии Нью-Йорк. Как и сотни других молодых англичан его круга, он навсегда обосновался в Америке. Он женился, и единственный отпрыск от этого союза был послан в Англию, чтобы воспользоваться преимуществами образования в тамошних учебных заведениях. Когда юноша закончил в метрополии университет, родители дали ему возможность познакомиться с прелестями европейской жизни. Но через два года отец умер, оставив в наследство сыну почтенное имя и обширное поместье, и юноша вернулся на родину.
В те дни, чтобы сделать карьеру, молодые люди из именитых английских семей вступали в армию или во флот. Большую часть высоких должностей в колониях занимали военные, и нередко можно было встретить в высших судебных органах воина-ветерана, который мечу предпочел мантию судьи.
Следуя этому обычаю, старший мистер Уортон решил определить своего сына в армию, однако нерешительный характер молодого человека помешал отцу выполнить свое намерение.
Юноша в течение целого года взвешивал и сравнивал превосходства одного рода войск над другими. Но тут умер отец. Беспечная жизнь, внимание, которым был окружен молодой владелец одного из самых больших поместий в колониях, отвлекли его от честолюбивых замыслов. Дело решила любовь, и, когда мистер Уортон стал супругом, он уже не думал о том, чтобы стать военным. Много лет жил он счастливо в своей семье, пользуясь уважением соотечественников как человек честный и положительный, однако всем его радостям вдруг пришел конец. Его единственный сын, молодой человек, представленный нами в первой главе, вступил в английскую армию и незадолго до начала военных действий вернулся на родину вместе с войсками пополнения, которое военное министерство Англии сочло нужным отправить в восставшие районы Северной Америки. Дочери мистера Уортона были еще совсем молоденькими девушками и жили тогда в Нью-Йорке, ибо только город мог придать необходимый лоск их воспитанию. Его жена прихварывала, и ее здоровье с каждым годом ухудшалось; едва она успела прижать сына к груди, радуясь, что вся семья в сборе, как вспыхнула революция, охватив своим пламенем всю страну от Джорджии до Массачусетса. Болезненная женщина не вынесла потрясения и умерла, когда узнала, что сын уходит в бой и ему предстоит сражаться на Юге с ее же родными.