— Увы, — вздохнул Оливье, — Я слопал все угощенье. Впрочем, на закуску остроумная максима одного нашего знаменитого современника: если не всегда можно есть, то пить всегда можно!
— Дурацкая максима, — заметил Рауль, — Крепкие напитки надо пить залпом и сразу закусывать — это сказал гасконец.
Оливье расхохотался.
— Но наш уважаемый гасконец и предал гласности цитируемую мной максиму, дружище! А ты говоришь, дурацкая… Бьюсь об заклад, ты откажешься от своих слов, когда узнаешь автора афоризма!
— Д'Артаньян? Применительно к нему — не такая уж и дурацкая.
В юности гасконец был очень беден.
— Холодно, господин де Бражелон! Мимо! Автор афоризма — Атос!
Ну, как, 'дурацкий' афоризм?
— Сдаюсь. Беру свои слова назад. Просто как-то не верится — неужели у мушкетеров были дни, когда им есть было нечего?
— И у нас будут — когда провиант подъедим, а выпивка останется.
А закусывать будем… песнями, стихами, афоризмами.
— Духовной пищей, — сказал Рауль.
— А что? Гасконец частенько нас угощал своими хохмами и афоризмами Атоса. Разве ты не замечал, что твой отец иногда изрекает потрясающие афоризмы?
— Конечно, замечал. Но у него есть афоризмы и повеселее.
— Так поведай!
— Не припоминается. Вспомню, поведаю. Если не всегда можно есть, то пить всегда можно… Да… Печально.
— Почему — печально?
— Эти слова могут быть девизом отчаявшихся голодных бедняков.
– 'Отчаявшиеся голодные бедняки' стали успешными респектабельными господами, и их столы ломятся от закусок и изысканных вин. Фортуна! — заявил Оливье.
— Закономерность, — сказал Рауль.
— Ты не веришь в счастливую случайность? — спросил Оливье.
— Я верю в объективную закономерность. Победа зависит и от расчета и от случая.
— За нашу Победу и за нашу Фортуну! — провозгласил Оливье, снова завладев заветной бутылкой.
— Тебе лишь бы напиться.
— Не ворчи, Рауль, меня вновь посещает моя… 'бухая' Муза!
А все-таки жаль… что вина… на донышке. Но есть еще выпивка на нашем суденышке.
— Бездонная бочка, — сказал Рауль.
— Неиссякаемый источник, — сказал Оливье.
— Источник иссяк, — заметил Рауль.
— Пересох родник, и Муза улетела, — Оливье выбросил в окно пустую бутылку, — Быстро мы ее приговорили.
— А все-таки это свинство, — вздохнул Рауль, — Ведь де Сабле принес тебе ром из Эн-Зэ.
— Ну и что? Мы же пили ром после шторма.
— Помнишь, что тогда сказал капитан? Ром — для раненых.
— Все обитатели посудины в добром здравии. Даже я, — сказал Оливье, почесав живот.
— Для будущих раненых, — вздохнул Рауль.
— Лучше мы выпьем немножко рома, пока его не растащило начальство, бофоровские генералы!
— Не растащат. У Вентадорна — не растащат.
— Так стоит ли сокрушаться из-за одной бутылки?
— Оливье, — спросил Рауль, — Тогда, в монастыре… тебе было очень больно?
— Я забыл, — ответил Оливье, — Я, правда, забыл. Предвосхищаю твой вопрос — зачем я выхвалялся перед помощником капитана? А я и сам не знаю — бес попутал. Не все же такие честные как ты и говорят только правду. Я и приврать могу для красного словца. Кстати, это правда, что ты всегда говоришь только правду — или очередной миф?
— Стараюсь… По возможности.
— А если ты не можешь сказать правду?
— Тогда… отмалчиваюсь или ухожу от ответа. А почему ты спросил?
— Да так, — вздохнул Оливье, — а насчет рома, не волнуйся. Хватит и на нашу долю. В случае чего… без обезболивающего не останемся.
— Утешил, — фыркнул Рауль, — Я не о себе беспокоюсь.
— Успокойся, Бражелон,
В порт войдет наш галеон,
Вновь увидим мы Тулон,
И вернется 'легион'
Успокойся, Бражелон! — тупо? Мое рондо!
— Тупо, — сказал Рауль, — Тоже мне, легионер!
Не надейся, Бражелон,
Не вернется 'легион' - моя редакция.
— Послал мне Бог сиделку, — вздохнул Оливье, — Сам же говорил — думай о хорошем!
— Думай о хорошем, но готовься к худшему. Ко всему. Тебе объяснить, к чему мы должны быть готовы?
— Не объясняй, и так все ясно. Объясни лучше этим молокососам — они так и глядят тебе в рот, ожидая, какую истину поведает Пиратский Оракул.
— Неудачное сравнение — оракулы предсказывали будущее, а мы не знаем наше будущее.
— К счастью, — сказал Оливье.
— Учитывая индивидуальные особенности наших младших товарищей, чтобы предотвратить кое-какие трагические ситуации во время наших 'покатушек' , я решил всегда иметь, по примеру г-на де Вентадорна, ром в своей фляге.
— Что за особенности?
— Шарль-Анри… Помнишь, как он лизал ладошки после шторма?
— Болевой шок? Пожалуй, ты прав. Запасайся ромом, Рауль, чтобы на всех хватило.
— Приоритет — молодняку, — сказал Рауль жестко, — И у меня ты не выцыганишь ни капли 'за просто так' .
— Приоритет — тяжелым. А не рано ли мы начинаем такие разговоры? И что за 'покатушки' ?
— Сам пока не знаю. Решим на месте. Плохая из меня сиделка, извини. Попробую развлечь тебя. Смотри, что подарил нам капитан.
— Коран? — удивился Оливье, — Зачем тебе Коран?
— Кое в чем разобраться. Ну, какую суру прочитать?
Оливье пробежал глазами 'Оглавление' :
— Пески, Лицемеры, Башни, Джинны… О! Женщины! Валяй четвертую, о женщинах! А то я без прекрасного пола совсем одичал.
— С 'Женщин' и я начал знакомство с Кораном, — признался Рауль, — Открываю наугад…
— … и загадываем на будущее, читай!
— Сура 4. Женщины. Стих 83. Они говорят: 'Повиновение! ' А когда выйдут от тебя, то группа из них замышляет ночью не то, что ты говоришь, и Аллах записывает то, что они замышляют ночью.
— Я понял это так: наша группа замышляет ночные 'покатушки' , по ущельям, плато, горным тропинкам — на месте разберемся и уточним маршруты 'покатушек' . А днем будем с умильными физиономиями преданно смотреть в глаза милому герцогу.
— Прямое попадание! — кивнул Рауль, — Аллах сказал правду.
* * *
А новый пассажир 'Короны' , представившийся экипажу и путешественникам как 'отец Сильван' , войдя в капитанский салон на баке, крепко обнялся с Бофром и Ветадорном.
— Мишель, — сказал капитан, — я знал, что мы встретимся. Кто-кто, а вы не усидите на месте. Добро пожаловать, дорогой Мишель! Будьте как дома, вы здесь среди друзей.
— Мишель, — сказал Бофор, — сколько лет, сколько зим! Наконец-то вы с нами, морской бродяга! Я чертовски рад!
