Граф изредка поднимал на жену глаза, в которых блестели с трудом сдерживаемые слезы, и его взгляд – отныне единственный доступный для него язык – казалось, говорил Маргарите:
«Вы добры… и я чувствую, что вы прощаете меня… Боже мой! Как бы я хотел теперь жить!»
Вдруг у ворот дома раздался звонок, возвестивший о посетителе. В жизни есть минуты, когда душа и слух бывают поражены одновременно. Звук колокола заставил все три сердца встрепенуться и тревожно забиться.
Граф сильно побледнел, как будто сама судьба прикоснулась к этому колоколу. Фульмен и графиня в волнении переглянулись.
А между тем звонили иногда раз по двадцати в день, и дверь дома раз двадцать отворялась, пропуская различных посетителей. Но в этот вечер всем троим почудилось, что колокол прозвучал как-то зловеще, точно похоронный звон.
Вошел лакей и доложил:
– Граф Арлев и его друг изволят спрашивать о здоровье графа д'Асти.
Граф из бледного сделался багровым. Арман у него в доме – не значило ли это, что он лишится снова привязанности и прощения жены. Сердце Фульмен болезненно забилось.
«Ах! – подумала она. – Ястреб прилетел за своей добычей!»
Графиня почувствовала слабость; ей стало грустно. Она с отчаянием взглянула на мужа. Казалось, она умоляла умирающего взглядом запастись мужеством и силой и спокойно встретить человека, которого она, наперекор самой себе, любила и не могла забыть, несмотря на все усилия и молитвы, посылаемые к Небу.
Майор и Арман вошли. Майор вошел первым, подошел к постели графа и пожал ему руку. Арман поклонился графине, которая даже не в силах была подняться ему навстречу, так велико было ее смущение. От излишней добросовестности, с которой он исполнял свою роль, или вследствие сознания низости своего поведения, слишком тяготившего благородную натуру молодого человека, но он был, видимо, взволнован и едва мог пробормотать извинение, что до сих пор не навестил господина д'Асти.
Раненый бросил на него взгляд, которым объявлял войну не на живот, а на смерть; все мускулы на его лице дрожали. Появись Арман неделей раньше, волнение убило бы графа. Но теперь он протянул ему руку, по-видимому, спокойно выслушал обычные фразы соболезнования молодого человека и сделал даже едва заметное движение головой, которое должно было означать его благодарность.
Фульмен, на минуту растерявшаяся, скоро оправилась, и к ней вернулись ее обычное хладнокровие и присутствие духа.
– Здравствуйте, Арман, – сказала она, пожав руку молодому человеку.
Графиня побледнела, затем покраснела и задрожала.
– Вы, значит, в Бадене, мой прекрасный обольститель! – продолжала Фульмен шутливым тоном.
Арман окончательно смутился. Тон Фульмен, казалось, говорил:
«Вы меня любили… мы любили друг друга…»
Разве не могло это погубить Армана во мнении графини?
Госпожа д'Асти минуту назад чувствовавшая глубокое страдание при входе Армана, Армана, о котором она хотела заглушить малейшее воспоминание, которого она во что бы то ни стало стремилась забыть, почувствовала при этих словах ревность. Присутствие графа д'Асти и влажный взгляд Фульмен удержали молодого человека от возражений.
Даже граф Арлев почувствовал себя неловко при этой сцене. Один граф д'Асти вздохнул с облегчением. Ему показалось, что Фульмен является ему неожиданной поддержкой, посланной самим Небом. Она мужественно довела свою роль до конца. В продолжение целых двадцати минут, пока длился визит майора и Армана, она остроумно шутила над Арманом, вспоминая об их прежних отношениях, об ужинах у нее, на которых банкир-голландец после пятой выпитой бутылки шампанского становился забавным, и ей удалось в конце концов вызвать улыбку на бледных губах д'Асти.
В ту минуту, как майор и Арман вставали, чтобы уйти, Фульмен незаметно очутилась около Армана, и они обменялись несколькими словами, которые ускользнули от слуха графини.
– Арман, – прошептала она, – я должна поговорить с вами.
Ее голос звучал властно, и сын полковника должен был повиноваться.
– К чему? – спросил он.
– Это необходимо.
– Хорошо!
– Где я могу увидеться с вами?
– У майора.
– Нет, там я не хочу.
– Так завтра в казино.
– Принадлежите ли вы к людям, которые способны сдержать свою клятву?
– Милый вопрос!
– Поклянитесь, что никто, слышите ли, никто не узнает о нашем завтрашнем свидании.
– Клянусь!
– Хорошо, прощайте!
Графиня не слыхала их разговора, но ей показалось, что между Фульмен и Арманом существует какая-то тайна, и ее ревность еще усилилась. Майор и его друг вышли. В эту минуту вошли двое слуг и укатили кресло графа.
Обе женщины на минуту остались одни. Графиня опустила глаза и, казалось, терзалась мучениями ревности. Фульмен подошла к ней и взяла ее руку.
– Графиня, – сказала она ей голосом, полным волнения, – вы женщина высшего круга, а я не более как бедная актриса. Для вас в том обществе, где вы вращаетесь, гордость женщины состоит в том, чтобы никогда не сделать неверного шага… для меня же и для всех мне подобных гордость заключается в любви… много любить и много быть любимой.
– Зачем вы мне все это говорите? – спросила графиня, вся дрожа.
– Вы были так добры, что почтили меня однажды именем своего друга… и я хочу быть достойной этого имени, которым я горжусь, – продолжала Фульмен с возрастающим волнением. Арман никогда не любил меня… Я имела несчастье угадать вашу тайну и потому хочу спасти вас…
Графиня д'Асти глухо вскрикнула и упала почти без чувств на руки Фульмен…
Вечером того же дня, часов около одиннадцати, Фульмен стояла у окна своей комнаты, пылающим взглядом всматриваясь в сад графа Арлева.
– Мне необходимо встретить тебя одну, демон, – шептала она. – Пусть борьба произойдет между нами двоими… О, я тебя хорошо узнала в прошлую ночь при луне по твоему черному платью, несмотря на густой вуаль, закрывавший твое лицо… но сегодня тебе от меня уж не ускользнуть.
Ночь была темная, полный мрак окутывал сад, и глаза Фульмен невольно следили за полосками огня, которые отбрасывали окна домов. Она ждала, пока исчезнет этот свет. Ей пришлось прождать около часа.
Наконец последний огонек потух, и сад погрузился в непроглядную тьму.
«Все спит», – подумала Фульмен.
Она закрыла окно, но не потушила свечи, которая уже догорала; молодая женщина сообразила, что не пройдет и четверти часа, как свеча потухнет сама собой.
– Когда ты, зловещая ночная птица, скрывающаяся весь день в доме, не увидишь больше света, – прошептала она, – ты выйдешь в сад прогуляться под тенистыми деревьями и подышать чистым воздухом. Но ты встретишь там Фульмен…
