Вот что смутило Жана. Он явился, чтобы произвести некую работу — не важно, дойдет ли до нее дело в действительности или нет. В любом случае необходимо выполнить определенный церемониал: задать вопросы, получить ответы.
Он молча ждал, пока на стол не бросили последнюю карту: взятка осталась за торжествующим Шиноном. Ликуя, он наконец повернулся к Жану, пока де Вальме, точь-в-точь похожий нарядом и прической на графа (только цвета костюма были посветлее, а борода погуще), развлекался, наблюдая за ними и тасуя колоду.
— Итак, мсье Палач, что нам следует обсудить?
— Я хотел ознакомить вас с церемонией.
Граф небрежно махнул рукой:
— Право, это лишнее. Я достаточно часто присутствовал при подобных событиях, чтобы знать, как они проходят. Я произношу мужественную речь, предаю себя Божьей воле, становлюсь на колени. Ты поднимаешь меч — вжик! — все кончено, и очередной предатель мертв. Что еще мне надо знать?
— Если милорд желает, чтобы ему завязали глаза…
— Нет.
— И надо что-то сделать с волосами милорда.
— О, не думаю. Флориан говорит: волосы — это самое привлекательное, что у меня есть!
Тут оба друга громко захохотали.
— Но клинок, милорд, он…
Снова взмах руки:
— Право, можешь об этом не беспокоиться. Все это будет сделано на эшафоте. Там мы и встретимся.
Не принимая скрытого приказа уйти, Жан задал еще один вопрос — несколько неловкий.
— Деньги? — протянул де Шинон. — Об этом тебе следует поговорить потом, с моим другом.
— Но по обычаю, милорд…
Тут граф рассердился:
— Мне нет дела до обычаев! Это — моя казнь, и я буду делать, что захочу. Ступай.
С этой казнью что-то обстояло не так. Граф не походил ни на одного из виденных Жаном мучеников веры. Однако взмах руки и легкая улыбка, адресованная его товарищу, отправили Жана прочь. Весь разговор не занял и минуты. Профессиональные чувства Жана были оскорблены. Как он сказал Хакону, ожидавшему его у дверей камеры, он все равно не собирался отрубать графу голову, если этого можно будет избежать.
— Но в нашем деле существуют некие правила, так ведь? Похоже, этот юный хвастун намерен нарушить каждое.
— Не знаю, как ты, — ответил Хакон, — а я считаю, что в последние годы уровень клиентов сильно понизился.
* * *
— Ну, что скажете?
Турскому епископу не слишком понравился вид монсиньора Джанкарло Чибо. Он не сочетался с той обстановкой, которую Марселю было приказано создать. Епископ предпочел бы, чтобы его высокопреосвященство все время находился с ним рядом на эшафоте; чтобы они выступили из дворца вместе, торжественно и пышно, и тем самым продемонстрировали всему свету высокий статус епископа. Однако когда такие люди, как Чибо, приняли некое решение, с ними не спорят.
— Вы уверены, что не желаете, чтобы мой портной его подбил? Например, кроличьим мехом? — предложил он.
— Кроличий мех? На сутане? — Архиепископ рассмеялся. — Думаю, это было бы слишком тяжким испытанием для наших друзей-доминиканцев. По-моему, они и так подозрительно относятся к моему желанию присоединиться к их процессии. И потом, — добавил он, поворачиваясь туда-сюда в простом коричневом мешковатом одеянии, — мне даже нравится прикосновение грубой шерсти к телу. Я ведь в этом долго не останусь. Вскоре я уже предстану в таком виде.
Он сбросил с плеч тяжелую сутану. На талии ее перетягивал простой пояс из веревки. При виде внезапно обнажившейся плоти епископ нервно улыбнулся, заметив, что на коже еще остались бледные следы порки, которую устроили архиепископу «кошечки», — розовая паутина царапин. Епископ вдруг усомнился: обладает ли он сам теми качествами, какие нужны архиепископу. Если бы не любовница и ее планы на жизнь в Орлеане…
— Так. — Джанкарло Чибо подошел к невысокому столику. — Какую плеть мне выбрать? Вчерашняя мне понравилась, но не будут ли кожаные полоски чересчур… официальны? Для монаха — простая веревка с узлами, не правда ли? Вот такая?
И он хватил епископа по спине. Даже сквозь толстый стихарь удар получился ощутимым. Тот испуганно отступил.
— Это весьма… э… А вы… м-м… действительно считаете, что людям следует видеть вас вот так… э-э… во плоти?
— О да! В этом весь смысл. Ну, почти весь, — заявил Чибо. — Сегодня мы предаем огню людей, которые, подобно Кальвину и Лютеру, утверждают, будто Рим — это только падение и разврат. Но мы-то знаем, как сильно заблуждаются эти люди! — Он снова поднял плеть, и епископ поспешно отступил еще дальше. — И если люди увидят меня таким — просто еще одним босым, страдающим священником, который к тому же является архиепископом Сиены… Это опровергнет клевету еретиков. А потом я на их глаза облачусь в мои одежды, чтобы наблюдать за казнью, стоя рядом с их собственным епископом. Вот тогда сложный характер учения Святой Церкви будет продемонстрирован самым наглядным образом. Вы — блеск, я — нищета. И когда все закончится — я снова становлюсь помазанником Божьим.
Единственным возражением, которое смог себе позволить епископ, был вздох. Неожиданно стремительно шагнув вперед, архиепископ снова хлестнул его плетью.
— И кроме того, — тут Чибо улыбнулся, — вы же хотите, чтобы мой визит завершился хорошо, не так ли?
Епископ мог только кивнуть, завороженный вкрадчивой речью итальянца. Он ощущал, как опухает тело в месте последнего удара. Ему даже показалось, что там пошла кровь. Ну, по крайней мере, одно хорошо: сегодня важный гость отбудет. Его немногословный телохранитель-немец настоял, чтобы они уехали сразу же после казни. Епископ не был уверен, что сможет долго выдерживать такое изобилие грехов.
Немец бесшумно вошел в комнату. Потирая плечо и заставляя себя улыбаться, епископ сказал:
— В таком случае я оставляю вас… э-э… готовиться.
Когда дверь за епископом закрылась, Чибо повернулся к Генриху:
— Ну? Что говорит мой друг епископ Анжерский?
Вошедший слуга принес вино и фрукты. Чибо поманил своего телохранителя, и Генрих наклонился, прошептав ответ ему на ухо.
— Правда? — улыбнулся Чибо. — Так много? Знаешь, мне определенно следует поговорить с папой. Похоже, мы берем с французской Церкви слишком маленькие налоги.
Он подошел к столу, и слуга с поклоном подал ему кубок вина. Чибо отпил немного и медленно провел пальцем по веревочной плети.
— Жаль, — пробормотал он. — Очень жаль.
* * *
Им отвели клетушку в задней части дворца. Там их ждала трапеза: черствый хлеб и немного дешевого вина. Епископ не позаботился об удобстве палача, но Жана вполне устраивало такое пренебрежение: у него появилась возможность отдохнуть, подумать и внести поправки в план, который с самого начала не внушал ему особого доверия. Сообщники воспользуются тем, что все будут наблюдать за казнью и кострами, и выкрадут архиепископа, а потом заставят его вернуть им руку.
