Действительно, Дама в черной перчатке увидала, что граф сделался бледнее смерти и скорчился на постели, вперив в нее безумный взгляд, полный ужаса.
– А! Вы начинаете узнавать меня, шевалье, – повторила Дама в черной перчатке резким и насмешливым голосом. – Вы догадываетесь, без сомнения, что произошло между моим мужем и этим человеком. Человек, одетый в черное, убил его. Этот человек, – продолжала она, протягивая руку к графу, – это был – ты!
Граф д'Асти в ужасе корчился на своем ложе и пытался позвать кого-нибудь. Но голос не шел из его раненого горла, он издавал только глухие и неясные звуки.
– Слушай, – продолжала Дама в черной перчатке, – твой смертный час настал, шевалье д'Асти, но ты должен умереть, узнав прежде, чья рука карает тебя. Это рука – моя…
Граф был бледен от ужаса и лежал, вперив в свою мстительницу безумный взгляд. Казалось, он думал, что находится во власти тех ужасных видений, которые посещали его во время пароксизмов лихорадки. Дама в черной перчатке продолжала:
– Граф Арлев – мой раб, он слепо исполняет мои приказания. Это он нанял дом, который стоит рядом с твоим, это он устроил таинственные отверстия, которые позволяли нам видеть и слышать все, что делается у тебя…
Дама в черной перчатке остановилась. Ужас, отразившийся на лице графа, достиг своего апогея…
– О, – продолжала она, – не думай, граф, что только случай отдал мне в руки твою судьбу, что только ее слепой гнев поразил тебя. Бе направлял зоркий взгляд и твердая рука.
И так как граф д'Асти, по-видимому, не вполне понимал ее слова, то она продолжала:
– Ты не знаешь, шевалье, что я приняла своего умирающего мужа на свои руки, что его кровь оросила мое белое подвенечное платье, что одна моя рука, вот эта, до сих пор еще окрашена ею, так как я поклялась не смывать ее до тех пор, пока она не поразит последнего из убийц в желтых перчатках, этих элегантных разбойников, которые называли себя «Друзьями шпаги»!
Глухой и злой смех сопровождал эти слова.
– Шевалье, – продолжала она, – ты помнишь маркиза де Ласи? Помнишь, как он любил Маргариту де Пон, которую ты у него отнял?
Граф д'Асти пришел в ужас.
– А! Ты ее до сих пор любишь, не правда ли? Ты любишь ту, которая обманывает тебя?..
И она остановилась, смеясь своим демоническим смехом. Во второй раз граф тщетно попытался встать с постели и позвать на помощь.
– Слушай, – продолжала мстительница, – меня позвали к тебе как врача, который исцелит тебя, но они не знают, что я сделаюсь вместо того твоим палачом. Я только что налила на твою рану несколько капель жидкости, которую ты принял за целительный бальзам, на самом деле это смертельный яд… Не пройдет часа, как ты будешь мертв; ты упадешь, как бы пораженный молнией!..
Улыбка показалась на губах больного. Эта улыбка, казалось, говорила: «Вы имеете право мстить мне, убивая меня, ваша месть справедлива, но я так настрадался, что не боюсь смерти».
Дама в черной перчатке поняла, без сомнения, что означала эта улыбка, так как она быстро направилась к двери, отделявшей спальню от залы, проговорив:
– О, я очень хорошо понимаю, что жизнь тебе теперь в тягость, так как ты любишь, а тебя – нет, шевалье… Но одна смерть не может удовлетворить моей мести; я хочу, чтобы ты умер опозоренным…
Граф обвел вокруг себя блуждающим взглядом, как бы желая увидеть то последнее жестокое наказание, которое его ожидало.
– Слушай, – продолжала она, – слушай внимательно: это я привезла Армана в Баден, я постаралась, чтобы он увлек твою жену, и его дуэль была только комедией.
Граф д'Асти жадно слушал эти слова, из которых каждое, жестокое и холодное, как лезвие кинжала, вонзалось в его сердце.
– Это я, – продолжала она, – ввела Армана в твой дом, я заплатила тридцать тысяч франков за удар шпагой, который лишил тебя голоса. Я посылала Армана каждый день сидеть у твоего изголовья, чтобы эта любовь росла и укреплялась.
Граф поднял руки и сделал жест, выражавший немое и ужасное проклятие.
– Сегодня вечером, – сказала она, – всего несколько часов назад, твоя жена сказала тебе, что он уехал или что он уедет… Жена твоя солгала! Она сказала тебе, что она больше никогда его не увидит, она поклялась тебе в этом… Она еще раз солгала! Смотри, в настоящую минуту в соседней комнате Арман стоит перед нею на коленях… и целует ее руки!
И, говоря это, Дама в черной перчатке настежь распахнула дверь в залу и воскликнула:
– Взгляни туда, граф, взгляни же туда!..
И так как постель, на которой в бешенстве и ревности мучился граф д'Асти, находилась против двери и зала была освещена, то несчастный мог видеть Армана, стоявшего на коленях перед его женой…
Тогда умирающий, в котором чуть теплилась жизнь, сделал последнее отчаянное усилие; он поднялся на постели, соскочил на пол, сделал несколько шагов к своей жене, которая в ужасе вскочила, протянул к ней руки, как бы желая проклясть ее, и упал мертвый!
Дама в черной перчатке беззвучно смеялась.
Графиня подбежала к мужу, приподняла его, позвала и снова опустила на пол.
– Умер, – прошептала она вне себя.
В это мгновение дверь открылась и вошла женщина. Это была Фульмен.
Бледная, серьезная и торжественная, она направилась прямо к Даме в черной перчатке.
– Сударыня, – сказала она ей, – граф д'Асти умер, и я свободна от своей клятвы.
– О, – высокомерно возразила Дама в черной перчатке, – вы можете говорить, сударыня! Вы можете объявить, что этот молодой человек был слепым орудием моей мести; что он объяснялся в любви, которой не чувствовал; что вы сами для того, чтобы спасти его жизнь…
– Я, – проговорила Фульмен, – не могла ничего сказать и ничего не сказала.
Госпожа д'Асти, окаменевшая на мгновение, смотрела на Армана вопросительным взглядом.
Арман опустился перед нею на колени, моля о прощении. Тогда графиня поняла все. И вот эта согбенная от горя женщина выпрямилась. Маргарита почувствовала, что ее гордость разрывает оковы ее сердца… Она медленно подняла руки и указала Арману на дверь:
– Уходите отсюда! – приказала она.
Потом она подошла к Даме в черной перчатке и смерила ее гордым взглядом:
– Кто же вы? – спросила она. – Вы, которая вошла сюда под видом врача, а сами сеете здесь ужас и смерть?
Глаза Маргариты де Пон блистали гневом…
Но Дама в черной перчатке твердо выдержала ее взгляд.
– Сударыня, – ответила она медленно, – когда у меня было имя, меня звали маркизой Гонтран де Ласи.
Графиня вскрикнула и, точно пораженная молнией, упала без чувств.
– Туз и восьмерка! – раздался молодой звучный голосок, и две карты упали на зеленое сукно стола. – Давайте ваши деньги, мои любезные…
