— Правда, молодец, — похвалил, заикаясь, лектор.
Ребята засмеялись.
— А что есть Совет?
— Власть коммунистическая.
— Правда, — опять сказал халдей.
А Японец, уже переглянувшись с Кобчиком, шептал:
— Липа… Лектор хреновый!
Потом обратился к Богородице:
— Можно вам вопросы задавать? Такая система лучше, я думаю, будет.
— Правда. Задавайте.
Японец, подумав, спросил:
— Когда принята наша конституция?
Сжались брови на узком лбу Богородицы, задумался он… Сразу же поняли все, что и в самом деле «липа» он, что случайно попал в Шкиду и политграмоты сам не знает.
— Конституция? — переспросил он. — А разве вы сами не знаете?
— Знали бы, так не спрашивали.
— Конституция принята в тысяча восемьсот семьдесят первом году в Стокгольме.
Прыснул Японец, прыснули за ним и многие другие.
— А когда Пятый съезд Советов был?
— Ну, уж это-то вы должны знать.
— Не знаем.
— В девятнадцатом году.
— А не в восемнадцатом?
Покраснел Богородица-политграмщик, опустил глаза.
— Знаете, так нечего спрашивать.
— А конституция не на Пятом съезде была принята?
Еще больше покраснел Богородица, съежился весь… Потом выпрямился вдруг.
— Какая конституция?
— Эрэсэфэсэрская.
— Так бы и говорили. Я думал, вы не про эту конституцию говорите, а про первую, что в девятьсот пятом году…
Понятно стало, что Богородица — не политграмота, что снова отходит от Шкиды заветная мечта. Стали бузить, вопросы задавать разные по политграмоте, издеваться.
— Что такое империализм?
— Не знаете?! Всякий ребенок империализм знает. Это — когда император.
— А кто такой Хрусталев-Носарь?
— Генерал, сейчас за границей вместе с Николаем Николаевичем.
До звонка потешались улигане над Богородицей, человечком в потрепанных крагах, а когда вышел он под зюканье и хохот из класса, загрустили:
— Дело — буза… Политграмота-то хреновая.
— Да… Порадовались раненько.
А вечером Викниксор, зайдя в класс, выслушивал ребят.
— Плох, говорите?
— Безнадежен, Виктор Николаевич.
— Слабы знания политические?
— Совсем нет.
Задумался Викниксор.
— Дело неважно.
— Где вы его только выкопали? — полюбопытствовал Ленька Пантелеев.
— В Наробе… случайно. Спрашивал я там о политграмоте — нет ли педагога на учете. А тут он, Богородицын этот, подходит: могу, говорит, политграмоту читать… Ну, я и взял на пробу.
— Пробы не выдержал, — ухмыльнулся Янкель.
— Да, — согласился завшколой. — Пробы не выдержал… Поищем другого.
Больше Богородицын не читал в Шкиде политграмоту. Ушел он, не попрощавшись ни с кем, метнулся желтыми потрескавшимися крагами и исчез…
Может быть, сейчас он читает где-нибудь лекции по фарадизации или по прикладной космографии… А может быть, умер от голода, не найдя для себя подходящей профессии.
* * *В табачном дыму расплывались силуэты людей.
Пулеметом стучал ремингтон, и ундервуд, как эхо, тарахтел в соседней комнате.
Кто-то веселым, картавящим на букве «л» голосом кричал кому-то:
— Товарищ, вы слушаете?.. Отдайте, пожалуйста, в комнату два. Товарищ…
А тот, другой, таким же веселым голосом отвечал издалека:
— Два? Спасибо…
В комсомольском райкоме работа кипела.
В табачном дыму мелькали силуэты людей. На стенах с ободранными гобеленами белели маленькие, написанные от руки плакатики:
СЕКРЕТАРЬАГИТОТДЕЛКЛУБКОМИССИЯВикниксор шел по плакатикам, хватаясь руками за стены, потонув в клубах дыма. Но все же отыскал плакатик с надписью: «Политпросвет».
Под плакатиком сидел человек в кожаной тужурке, с бритой головой, молодой и безусый.
— Меня, товарищ?
— Да, вас. Вы по политпросвету?
— Я. В чем дело?
— Видите ли… Я заведующий детдомом… У нас ребята — шестьдесят человек… хотят политграмоту. Не найдется ли у вас в комитете человечка такого — лектора?
Политпросветчик провел рукой по высокому, гладкому лбу.
— Ячейка или коллектив у вас есть?
— Нет. В том-то и дело, что нет… У нас, надо вам сказать, школа тюремного, исправительного типа — для дефективных.
— Ага, понимаю… Беспризорные, стало быть, ребята, с улицы?..
— Да. Но все же хотят учиться.
— Минутку.
Политпросветчик обернулся, снял телефонную трубку, нажал кнопку.
— Политшкола? Товарищ Федоров, нет ли у тебя человека инструктором в беспризорный детдом? Найдется? Что? Прекрасно…
Повесил трубку.
— Готово. Оставьте адрес, завтра пришлем.
* * *Пришел он в Шкиду вечером.
В классе улиган, погасив огонь, сидели все у топившейся печки; отсвет пламени прыгал по стенам и закоптелому после пожара потолку… Из печки красным жаром жгло щеки и колени сидевших…
Он вошел в класс, незаметно подошел к печке и спросил:
— Греетесь, товарищи?
Обернулись, увидели: человек молодой, невысокий, волосы назад зачесаны, в руках парусиновый портфель.
— Греемся.
— Так… А я к вам читать политграмоту пришел… Инструктором от райкома.
Не кричали «ура» теперь шкидцы, знали — обманчива политграмота бывает…
— Садитесь, — сказал Янкель, освободив место на кривобоком табурете.
— Спасибо, — ответил инструктор. — Усядемся вместе.
Сел, погрел руки.
— Газеты читаете?
— Редко. Случайно попадет — прочтем, а выписывать — бюджет не позволяет.
— Все-таки в курсе дел хоть немножко? О четвертом съезде молодежи читали?
— Читали немного.
— Так. А о приглашении на Генуэзскую конференцию делегации от нашей республики?
— Читали.
— Ну а как ваше мнение: стоит посылать?
Разговорились этак незаметно, разгорячились ребята — отвечают, спорят, расспрашивают… Не заметили, как время ко сну подошло…
Уходя, инструктор сказал:
— Я у вас и воспитателем буду, заведующий попросил.
Вот теперь закричали «ура» улигане, искренне и дружно.
А потом уже в спальне, раздеваясь, делились впечатлениями…
— Вот это — парень! Не Богородица, а настоящий политграмщик.
Мечта шкидская осуществилась — политграмоту долгожданную получили.
Десять часов учебы. — Новогодний банкет. — Шампанское-морс, — Спичи и тосты. — Конференция издательств. — Учет. — Оригинальный репортаж. — Гулять!
