Солдаты, собиравшиеся у Римских ворот, тоже услышали эту первую ноту. Ей удалось перекрыть крики сержантов и офицеров, пытающихся построить отряды. На мгновение замолчали даже они. А потом к бою колоколов присоединились остальные колокольни Сиены, и казалось, что весь мир начал вибрировать. Ближайшая колокольня базилики деи Серви бушевала высоким и низким перезвоном. Когда мир снова наполнился шумом людских голосов, построение возобновилось: ряды спрямляли с помощью алебард, дубинками подталкивали и торопили солдат. Над каждым отрядом развернулись знамена: французские, сиенские, наемнические. Они выйдут из города со всеми воинскими отличиями. Оружие не нанесло им поражения, они уступили только самым жестоким и давним врагам осажденных: голоду и болезням.
Позади стройных рядов солдат столпились сиенцы. Расслышав в суматохе приготовлений к бегству первый зов металла с башни, они невольно повернулись в сторону города. Некоторые из них закрывали глаза, безуспешно стараясь совладать со слезами. Многие словно пытались захватить это мгновение в сети памяти и мысленно задержаться здесь навсегда, слушая голос родного города, погруженные в гул его большого колокола, словно в кокон. Однако прочие городские звонницы — суматошная разноголосица трехсот колоколов — напомнили о необходимости скорейшего бегства. Уезжающие и остающиеся плакали, взывали друг к другу и вышним силам, молились. Немало нашлось и таких, кто просто боролся за то, чтобы сберечь свое скудное имущество.
При первой ноте колокола Хакон тоже повернулся назад, отчаянно выискивая в толпе лохматую светловолосую голову. Эрик отправился на поиски Фуггеров, отца и дочери, и до сих пор не вернулся. Жан безжалостно заставлял себя смотреть только вперед. Ворота. Нужно дождаться, когда они откроются. Жан был твердо намерен держать свой маленький отряд как можно ближе к вооруженному строю французов, потому что за воротами могут оказаться люди, не уважающие условий перемирия. Сиенские изгнанники, враги республики, ненавидели многих из тех, кто собирался уезжать. Эти изгои намерены были искать отмщения за свой позор. В конце концов, рано или поздно все войны становятся гражданскими войнами. За свою жизнь Жан Ромбо повидал достаточно осад, чтобы понять это.
Жан повернул голову и посмотрел на тачку, поверх спящей Бекк, в сторону Анны. Он постарался улыбнуться дочери, но улыбки не получилось. Рот пересох. А вот Анна улыбнулась отцу, а потом снова перевела взгляд на свою мать. Какое бы снадобье она ни дала Бекк, оно действовало: спящую не растревожил даже звон колоколов.
— Ей нужна будет вода. Вон в том переулке есть фонтан.
Жан не успел задержать Анну, и она нырнула в толпу. Он шагнул было следом за дочкой, но огромная лапища сжала его плечо.
— Жан! Вот он!
Жан оглянулся. Он не мог похвастаться громадным ростом, но даже ему была видна приметная голова Эрика, двигавшегося сквозь толпу.
— Фуггеры с ним?
— Я вижу только Эрика. И вид у моего сына встревоженный.
В следующий миг Эрик был уже рядом и поспешно рассказывал свою историю:
— Мы искали везде. По-моему, вся контрада «Скорпион» вышла на улицы искать ее. Ими командует Фуггер. Мне надо к ним присоединиться.
И юноша повернул обратно.
— Ох, я чуть не забыл! Я его нашел, отец.
Потянувшись к перевязи со своими кривыми саблями, Эрик снял с нее третий меч. Он лежал в своих потрепанных ножнах: тупой конец высовывался из порвавшегося конца, зеленая кожа на рукояти обвисла клочьями, навершие покрывала ржавчина.
— Еще немного — и ты бы оставил его, Жан. — Хакон широко улыбнулся, протягивая ему меч. — Как ты можешь быть палачом без своего меча?
Жан повернул голову — и быстро отвел глаза, снова устремив их в сторону ворот.
— О! — Его голос звучал совершенно бесцветно. — Брось его в тачку.
— Я пошел. — Эрик уже поворачивал обратно.
— Я с тобой. — Хакон устремился за сыном.
— Хакон! — Оклик Жана был резким, повелительным, и он остановил скандинава. — Ворота вот-вот откроют. Я не могу везти тачку один, мне не пройти и половины пути до Монтальчино. И нам нельзя оставаться. Де Монлюк прав: наши жизни здесь будут в опасности.
Каким-то образом ему удалось скрыть страх, который готов был предательски задребезжать в голосе. Хакон остановился. Он чувствовал себя так, словно его рвали на части: с одной стороны — сын, с другой — старый товарищ.
— Отец, тебе лучше уйти, — заговорил Эрик. — А мы с Фуггером будем искать. Мы найдем Марию и догоним вас в Монтальчино.
Хакон молчал. Долгие секунды тянулось это молчание, а когда скандинав отозвался, голос его звучал ворчливо.
— Да уж, изволь прийти, парень. И не рискуй! Он дал сыну подзатыльник.
— Кто будет рисковать — я?
Эрик быстро улыбнулся, прикоснулся к сабле в знак приветствия — и исчез.
К огромному облегчению Жана, Анна вернулась уже мгновение спустя и тут же дала матери глоток свежей воды. Услышав, что Эрик ушел искать Марию, она воскликнула:
— Но я же знаю, куда она пошла! К воротам, чтобы обменять у флорентийцев золото на продукты. Кажется, к этим воротам, Римским. — Увидев выражения их лиц, она виновато добавила: — Мне следовало сказать вам раньше!
Хакон снова попытался рвануться в город — за Эриком, но Жан остановил его:
— Нет, Хакон. Мы поищем ее за воротами и пошлем весть. Тебе сейчас их не найти. И посмотри. Посмотри!
Встревоженные возгласы Жана заставили Хакона повернуться. Далеко, в конце виа Романа, которая стала теперь дорогой скорби Сиенской Республики, он тоже увидел открывающиеся Римские ворота. Столпившиеся вокруг люди начали поднимать оружие, носилки с ранеными, младенцев, мешки, тачки, где было навалено все их имущество, — и устремились вперед, к воротам. Хакон, в последний раз оглянувшись назад, взялся за ручки тачки. Когда тачка поднялась, Бекк застонала.
— Держись крепче, Анна. Не отпускай, — приказал Жан.
Он старался дышать ровно. Если им хоть немного будет сопутствовать удача, вскоре они покинут город. Они отправятся в Монтальчино, а потом дальше… может быть, к своему дому. Его губы начали двигаться. Шепча полузабытые молитвы, он сосредоточил все свои мысли только на предстоящем пути.
* * *
Они подъехали к воротам перед рассветом. Позади остались два дня стремительной скачки из Рима. Там, сразу за осадными укреплениями флорентийцев, на полоске вытоптанной земли, они стреножили лошадей и привязали им торбы с овсом, после чего двадцать измученных мужчин с облегчением повалились на жесткую землю, словно это была перина. Человек в сером плаще, который во время этого безумного перехода погонял своего коня сильнее других и спешил прервать любую остановку, теперь отправился на разведку — собирать известия о сдаче. Джанни Ромбо казалось, что он больше никогда не сможет заснуть. По крайней мере, до тех пор, пока не будет выполнено его поручение. Поручение, обещающее ему спасение души.
