Валлон обмозговал услышанное.
— Но это вряд ли потрясет христианский мир. В чем тут откровение?
— Думаю, мне не следует рассуждать дальше на эту тему.
— Ах, ну ради Бога!
— Что бы это могло такое быть, от чего Фома усомнился в божественности Христа?
— Меня об этом не спрашивай. Я знаю свой символ веры и «От-че наш», и на этом мои познания заканчиваются.
— В Библии есть намек. В Евангелии от Иоанна, там где воскресший Иисус явил себя всем апостолам, кроме Фомы, помните?
— Конечно! Фома неверующий. Он заявил, что отказывается верить в то, что Христос восстал из мертвых, пока не увидит его во плоти и не вложит персты в раны его. — Валлон бросил на Геро пристальный взгляд. — Он сомневался, но Иисус развеял его сомнения. Мы совсем не продвинулись.
Геро ничего на это не ответил. Франк посмотрел на небо, как будто ожидал увидеть там свидетеля их беседы. Он слегка склонился к Геро и понизил голос:
— Ты что же, хочешь сказать, что Фома не видел воскресшего Христа?
— Я говорю, что если он был свидетелем воскрешения, то у него не могло быть поводов сомневаться в его божественной природе.
Валлон заговорил еще тише:
— Ты имеешь в виду, что, по свидетельству Фомы, Иисус не воскресал из мертвых? Что он такой же смертный, как и любой другой человек?
— Это только предположения, не более того.
Франк выпрямился и осенил себя крестным знамением.
— Тайна за семью печатями. Увы, нам не суждено в нее проникнуть. Евангелие уже, наверное, превратилось в золу.
— Я так не думаю. Скорее всего, сельджуки упрячут его в библиотеку. Тысяча лет прошла с тех пор, как оно было написано. Кто знает, может, еще через тысячу лет оно выплывет опять.
Вдали показался дальний берег озера. Валлон услышал, как Геро вздохнул.
— Что тебя печалит на этот раз?
Геро, покачав головой, поморщился.
— Я любил Ричарда, боялся и ненавидел Дрого, к Вальтеру не испытывал ничего, кроме презрения. Но меня терзает мысль, что в Нортумбрии их ждут родители и не знают, что никто из их сыновей уже не вернется. Как бы мне ни была тягостна такая перспектива, я чувствую, что обязан написать им и положить конец их напрасным ожиданиям.
Валлону на это нечего было возразить.
— Вспоминаю предсказание Арона о том, что наше предприятие обречено на провал. Он был прав.
Франк нахмурился.
— Почти прав. Сейчас наше положение ничем не хуже, чем перед отправлением.
Геро очнулся от задумчивости.
— Оно намного лучше. У нас достаточно серебра, чтобы добраться до Константинополя. И у нас все еще есть письмо пресвитера Иоанна.
У Валлона заметно поднялось настроение.
— Ты правда веришь, что он вкушает со стола из золота и аметистов, почивает на сапфировом ложе и отправляется на войну в золотой башне, вознесенной на спину слона?
Геро захохотал.
— Полагаю, в его царственном великолепии есть доля правды.
— Царь-поп — шарлатан, пользующийся нашей тягой к чудесному. А в действительности наверняка живет в грязной крепости и ест кашу за не покрытым скатертью столом.
— Есть только один способ выяснить это.
Валлон взглянул на него искоса.
— Я думал, ты сыт по горло путешествиями. Тебе недостаточно пройденных безлюдных рек и пересеченных пустынь?
— Если хотя бы десятая часть того, о чем говорит пресвитер Иоанн, правда, это путешествие стоит совершить.
— Похоже, ты уже готов в него отправиться.
Юноша покачал головой.
— Возможно, когда-нибудь в будущем.
— Только меня не проси пойти с тобой. Эта экспедиция избавила меня от всякой жажды странствий, какая у меня только была.
Геро улыбнулся.
— В тот день, когда мы встретились, вы сказали мне, что путешествие — это всего лишь утомительный переход из одного места в другое.
— И я был прав, не так ли? Ты ведь не станешь отрицать, что прошедший год был самым тягостным, мучительным и бесплодным в твоей жизни.
— Но вместе с тем и наиболее поучительным, волнующим. Согласитесь, сэр, есть удовольствие в совершении путешествия, на которое еще никто не отваживался.
Франк неохотно кивнул.
— Да, есть. Нам обоим теперь хватит историй, которые мы будем рассказывать до глубокой старости.
Они ехали дальше. Валлон осматривал пустынные холмы с солдатской бдительностью.
— Не все реки впадают в море.
Мысли Геро в эту минуту были далеко отсюда. Он, поморгав, взглянул на Валлона, указывающего на озеро.
— Однажды в Англии мы говорили о том, что человеческая жизнь, подобно реке, под конец становится неторопливой и усталой, а затем, потеряв былую силу, навсегда сливается с морем.
— Я помню.
— Из этого озера не вытекает ни одной реки. А те, что в него впадают, никогда не узнают, что такое море.
Мысленным взором Геро увидел спеленатое саваном тело Ричарда, уплывающее в море из устья Днепра.
— Путь Ричарда окончился в море. Ему было всего лишь семнадцать. Его путешествие только-только началось.
— У каждого путешествия, будь оно длинным или коротким, есть свое начало и конец. Некоторые странники, отправившись в путь, умирают счастливыми, так и не достигнув пункта назначения. Иные тратят годы и невероятные усилия, чтобы добиться желанной цели, но, осуществив мечту, понимают, что это совсем не то место, где они жаждали оказаться.
Глаза Геро увлажнились.
— Жаль, их всех нет с нами. Жаль, что путешествие уже окончилось.
Валлон взял его за руку и ласково произнес:
— Ну прекрати. Нам еще предстоит долгий путь.
Они доехали до северного берега Соленого озера и повернули на запад, следуя за своими тенями по пустынному плоскогорью. Оглянувшись, Валлон увидел вершины двойной горы, сияющие мягкими оттенками огненного опала, такими же, как и камень в его перстне. Далеко позади появилось облачко пыли. Франк натянул поводья, во рту у него пересохло от надежды и страха.
За несколько миль до них облачко направилось на север и постепенно рассеялось. Неизвестные путники поехали своей дорогой. Валлон тронулся. Геро оставался на месте.
— Вы надеялись, что это она.
— Но это не она. Поехали дальше.
— Еще есть время вернуться. Завтра будет слишком поздно, и останутся лишь горькие сожаления.
Валлон скривился.
— Что ты вообще знаешь о сердечных делах?
— Я знаю, что такое любовь, — твердо ответил Геро.
Валлон поднял руку.
— Конечно, знаешь. Извини.
— Сэр, не нужно ждать, когда она вас догонит. Это не по-мужски. Если вы любите ее, возвращайтесь.
