Двадцать планов, один нелепее другого, складывались в голове маркиза с течение нескольких минут. Он думал о бегстве, думал броситься на колени перед женой и признаться ей в каком-нибудь увлечении своей юности, за которое теперь ему приходится расплачиваться. Он думал даже обратиться к префекту полиции и просить у него разрешения арестовать Блиду и отнять у нее это письмо, которое могло погубить его супружеское счастье. Но все его решения не выдерживали критики.
Бежать? Но куда?
Броситься к ногам своей жены и признаться ей в своем юношеском увлечении? Но увлечение должно было быть слишком велико, если оно стоит пятьсот тысяч франков. Что же касается последнего плана, то выгоден ли он? Арестовать Блиду и отнять у нее письмо, не значит ли подтвердить донос этой женщины и привлечь на себя внимание правосудия.
Эммануэль потерял голову среди этих размышлений, так скоро разбитых им же самим… Вдруг позади него послышался шорох. Он обернулся:
Это был Жан, его верный камердинер.
– Что тебе надо? – резко спросил его Эммануэль.
– Каких-то двое господ желают вас видеть. Эммануэль взглянул на часы: было около полуночи.
– Как, в этот час?
– Да, сударь.
Маркиз смутился и вспомнил о своей встрече и о ссоре со студентом Фредериком Дюлонгом, о котором он совершенно забыл после дерзкого требования пятисот тысяч франков за письмо.
– Кто эти люди? – спросил он.
– Они оба молоды.
– Как их зовут?
– Вот их визитные карточки. Эммануэль взглянул на первую и прочитал:
«Гастон де Рубо, студент юридического факультета».
Затем он посмотрел на другую и вздрогнул с ног до головы.
«Арман Леон».
Имя Леона поразило маркиза.
Предсказание барона де Мор-Дье снова прозвучало у него в ушах, и чей-то голос как будто прибавил: «Сыновья убийц поразят убийц». – Впустить их? – спросил Жан.
– Да, – ответил Эммануэль.
– Войдите, господа, – сказал камердинер, пропуская молодых людей.
Чувство собственного достоинства победило волнение маркиза. Он поднялся и приветствовал посетителей. Арман заговорил:
– Простите, маркиз, что мы явились к вам так поздно, но нас привело неотложное дело…
– Хорошо, господа, – ответил маркиз, – отбросим в сторону обычные учтивости…
Молодые люди поклонились.
– Приступим прямо к делу, – прибавил Эммануэль, предлагая сесть.
Но те продолжали стоять.
– Маркиз, – сказал Арман. – Мы друзья г-на Фредерика Дюлонга.
– Я так и думал, господа.
– В таком случае вы знаете причину, которая привела нас сюда.
– Да, господа, – ответил с поклоном маркиз и продолжал. – Господа, имя мое должно быть вам известно, и я уверен, что вы не сомневаетесь ни в моей порядочности, ни в моей храбрости.
– Боже упаси! Маркиз.
– Я толкнул г-на Дюлонга на улице два или три часа назад и даже ударил. Я признаю себя виновным, а так как признавать свою вину вовсе не позорно, то я прошу вас передать ему мои нижайшие извинения.
– Увы, сударь, – ответил Арман, – это расходится с нашими полномочиями.
– Что вы хотите этим сказать?
– Г-н Фредерик Дюлонг не желает иного удовлетворения, кроме оружия, несмотря на все наши советы и увещевания.
– Но, господа…
– Сударь, – сказал второй секундант, г-н Гастон де Рубо, – мы уполномочены передать вам, что если вы откажетесь от дуэли, то г-н Дюлонг явится в палату депутатов и там публично оскорбит вас.
– Хорошо, господа, – надменно сказал маркиз, выпрямляясь, – если так, я к вашим услугам.
– Завтра, в восемь часов, в лесу Венсен, в ста метрах от дороги в Нозан.
– Я буду там: какое оружие вы выбираете?
– Шпаги.
Молодые люди поклонились и вышли. – Ах, – прошептал маркиз, оставшись один, – барон прав… Обнаживший меч от меча и погибнет. Мне страшно.
Как только секунданты г-на Фредерика Дюлонга удалились, оставив Эммануэля Шаламбеля одного, совершенно подавленного всем только что случившимся, на двор отеля въехала наемная карета. Из нее вышла женщина, тщательно закутанная вуалью. Старый Жан встретил ее.
– Господин де Флар дома? – спросила она.
– Сударыня, – ответил удивленный камердинер, – мой господин не принимает в такой час, в особенности…
– В особенности дам, не правда ли? Камердинер утвердительно кивнул головой.
– Ну, что ж! – настаивала дама, закрытая вуалью. – Скажите вашему господину, что в его интересах принять меня.
Эти слова были произнесены с таким убеждением, что произвели впечатление на старого слугу.
– Сударыня, не угодно ли вам сказать, как вас зовут? Она подала визитную карточку, на которой лакей прочел: «Госпожа Бевуаль».
Жан впустил незнакомку, провел ее в нижний этаж отеля и оставил в маленькой библиотеке, которая примыкала к комнатам Эммануэля. Последний при виде лакея, явившегося с новой визитной карточкой, вышел внезапно из своего оцепенения.
– Боже мой! Что еще? – пробормотал он.
Жан подал ему карточку, маркиз взглянул на нее.
– Я в первый раз слышу это имя, – сказал он.
– Эта дама утверждает, что она пришла по интересующему вас делу.
– Что ж, впусти, – приказал маркиз, прибавив про себя: «Я начинаю ожидать всего».
Дама в вуали была введена. Эммануэль приветствовал ее и предложил стул, в то время как выходил лакей. Она откинула вуаль, и маркиз был поражен ее красотой.
Очень редко случается, чтобы несчастье было забыто перед обольстительными чертами, но красота, молодость Фульмен, явившейся под именем госпожи де Бевуаль, успокоили немного Эммануэля, обуреваемого самыми тяжелыми предчувствиями. Что нужно этой женщине? Она, конечно, хочет предложить выкуп за какое-нибудь компрометирующее письмо.
Фульмен села и гордо взглянула на маркиза.
– Маркиз, – сказала она ему, – позвольте мне умолчать, зачем и как я приехала к вам в полночь, почему я впутываюсь в некоторые, лично касающиеся вас, дела?
– Но, сударыня… – пробормотал удивленный маркиз.
– Сударь, – продолжала Фульмен, – вы проходили вчера вечером на улицу Сент-Андре…
– Действительно, но откуда вы это знаете?
– Один человек оскорбил вас. – Совершенно верно.
– И вы деретесь с ним завтра?
– Вам и это известно? – спросил удивленный Эммануэль.
– Мне известно также, что вы были на улице Масон-Сорбонна, N 4, у Блиды.
Маркиз почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу.
– Блида хочет продать вам письмо за пятьсот тысяч франков.
– Но, сударыня, – пробормотал Эммануэль, – кто же вы: друг или сообщница этой женщины?
Презрительная улыбка мелькнула на губах Фульмен, и она пристально взглянула на Эммануэля.
– Неужели во мне можно заподозрить ее друга? – спросила она.
