— В Ки́йгороде, — говорила она, — терема высокие, и люди живут хорошие. И радоваться умеют и в горести поддержать. И всегда все вместе. Никого в беде не оставят.
Слушая девушку, Карпилион представлял себе поселение, во всем похожее на Равенну, только наводненное такими же могучими воинами, как дружинники Кия, и такими же милыми девушками, как Ильдика. В Ки́йгороде можно будет собрать огромное войско, говорил он брату, и отплатить Империи за гибель отца. Однако у Гаудента было другое мнение. Сначала надо добраться до Волхи и послушать, что скажет Руа.
Часть 10. Пожар
Удушливый запах гари разносило ветром по всей округе.
Нарезая веслами темную воду, скифы прошли на своих быстроходных судах по притихшей вечерней реке, на которой нигде не приметили ни рыбачьих лодок, ни других судов, и вскоре их взорам открылись едва различимые в дымовой завесе очертания крепости на горе и полыхавший под горой пожар. Огненные всполохи вздымались к небу алыми переблесками, словно горела кровь.
— Что будем делать? — спросили у Кия.
— Подойдем поближе, тогда и решим, — ответил он и подозвал Карпилиона. — Перебирайся на судно к брату. Скажи, чтобы плыли на другую сторону реки, и оставайтесь там вместе с Ильдикой. Пробежать по веслу сумеешь?
Карпилион не представлял, как это сделать, но все же кивнул.
— Тогда живее, — напутствовал его Кий и велел гребцам приподнять весло.
На соседнем судне, подошедшем вровень, протянули другое. Карпилион оперся на бортик, осторожно спустился на поднятое весло и побежал по нему, балансируя раскинутыми руками. Под тяжестью его тела длинное крепкое древко опустилось вниз. Тогда, раскачавшись, он прыгнул на второе весло и на какое-то мгновение ушел вместе с ним под воду. Со всех сторон кричали что-то по-скифски, но до ушей Карпилиона доносился только какой-то гул. Вскарабкавшись по веслу, как по натянутой веревке, он оказался возле самого борта, и тогда ему навстречу протянулось несколько рук.
— Гребите на другую сторону! — закричал он, задыхаясь, пока его втаскивали на судно.
Ильдика принесла сухую одежду и стала расспрашивать, что да как, но продрогший после холодного купания Карпилион и сам ничего не знал.
Судно медленно развернулось. Среди тех, кто сидел на веслах, был окрепший после ранения Гаудент. А среди тех, кто отлынивал — Зеркон. Несмотря на увечное тело, он обладал немереной силой, но когда это было выгодно, умел притвориться слабым да хилым. На судне к его охам и ахам давно привыкли. Узнав о приказе Кия, он сказал, поглядывая на Ильдику:
— За сестренку свою печется, мало ли что там в городе приключилось.
Судно достигло берега в сумерках. Края там были глухие безлюдные. Скифы нашли укромное место. Разгрузили поклажу в прибрежные заросли, высадили Ильдику и троих чужаков и, налегая на весла, поплыли к судам, видневшимся возле другого берега, объятого дымом и огнем. Охранять оставшихся вызвался тот самый чернявый скиф, что боялся, не охромеет ли Гаудент. Родился он на Онеге, и звали его Онегесий, но в дружине этого высоченного молодого во́я дразнили греком и не столько из-за смуглого облика, сколько из-за того, что свободно говорил на греческом языке. Так же свободно владел он многими языками. С чужаками держался запросто и особенно благоволил Карпилиону.
— Держитесь возле деревьев. Не высовывайтесь наружу, — посоветовал он.
— До рассвета мы тут околеем, — проворчал Зеркон. — Надо разжечь костер. Вон Ильдика уже озябла.
— Не надо. А то увидят с реки, — ответила девушка, у которой и правда зуб на зуб не попадал.
— Принести тебе накидку? — спросил у неё Карпилион и ринулся было к мешкам с поклажей.
— Эй, смотрите! — крикнул у него за спиной Гаудент. — Сюда плывут какие-то лодки. Много лодок.
Все четверо уставились на речную гладь, озаренную отблесками пожара. На фоне черного неба прибрежная полоса возле города казалась громадным факелом, и очертания лодок на воде виднелись довольно ясно. Судя по силуэтам, в каждой сидело по два, по три человека.
— Прячьтесь скорее в заросли, — хватая в руку топор, велел Онегесий. Как и другие скифы, при малейшей опасности он и сам становился опасным, словно медведь. Только вот зрение его слегка подводило.
— От кого нам прятаться? — быстро проговорила Ильдика. — Разве не видишь? Там старики и дети. Наверное, Кий велел переправить их на эту сторону. Подальше от пожара.
— А, и правда. Тут недалеко переправа, — согласился с ней Онегесий, хотя в его карих глазах продолжали мелькать тревожные огни.
Лодки подходили к берегу одна за одной. Как и говорила Ильдика, сидели в них старики и женщины с детьми. У некоторых были на руках младенцы. Другие сами едва держались на ногах.
— На них напали какие-то пришлые и повязали много людей, — рассказала Ильдика, расспросив их о том, что случилось. — Теперь угонят в полон и продадут богатым ромеям в рабство, — добавила от себя, называя ромеями тех, кто живет на Востоке Империи.
— И часто у вас так? — спросил Карпилион, помогавший Онегесию и Гауденту вытаскивать лодки на берег и выносить оттуда детей.
— Часто, — ответила Ильдика, расстилая для них покрывала, чтобы не мерзли на сырой земле.
— Что же вы терпите? — возмутился Карпилион.
— У Кия с братьями уговор, чужих отгонять сообща. Но, видно, братьев побили, когда уплыл в Доростол.
Сказала, а сама чуть не плачет. У Карпилиона аж сердце сжалось в болезненный комок.
— Выходит, он уплыл из-за нас, — проговорил виновато, но Ильдика мотнула головой.
— Кий уплыл торговать с ромеями. Так что вы здесь совсем не причем.
Возможно, она говорила правду. Возможно, не хотела, чтобы Карпилион корил себя из-за бойни в Кийгороде. Выпытывать было некогда. Онегесий позвал Гаудента переправить тех, кому не хватило лодок. Карпилион попросился с ними, но они ответили, что кто-нибудь должен приглядеть за Ильдикой.
И уплыли.
Ильдика не слышала их разговора, и ей было странно, что Карпилион остался.
— Будь я старшим, поехал бы с Онегесием, а не сидел бы рядом с тобой, — ответил Карпилион.
— Никого мне не надо рядом, — сказала ему Ильдика. — Плыви на ту сторону. Заодно узнаешь, как там Кий и другие, ладно?
— Ладно, — обрадовался Карпилион и кинулся к лодке.
— Ты куда навострился?! Не вздумай даже смотреть на воду! — крикнул ему Зеркон, но всё бесполезно, через некоторое время Карпилион уже был на середине реки.
*
Ночь была зябкой. Лодку сносило в сторону. Ворочая тяжелыми веслами, Карпилион смотрел то вдаль, то на меч, лежавший возле ноги. Лишь бы успеть до него дотянуться, думал он. Лишь бы рука не дрогнула в самый последний момент.
*
Оставив лодку в ивовых зарослях, Карпилион прокрался на берег. А там повсюду зарево, серыми струйками клубится дым, и куда ни глянь — земля усеяна мертвыми изувеченными телами. Карпилион едва нашел в себе силы двинуться дальше. Закрылся рукавом и потихоньку пошел вперед. Порывами ветра дымовую завесу отгоняло к горе, но дышать все равно было нечем. Кое-где, бесшумно выжигая траву, продолжали бегать огненные змейки. Возле них было жарко как в пекле. А чуть отклонишься в сторону, накрывает кромешная темень, и тогда непременно наступишь на чьи-то обугленные останки.
Карпилион никогда не думал, что мертвых бывает так много. Растерзанных, с распоротыми животами, погибших в самых ужасных муках. От одного их вида мутило до дрожи, Карпилион старался на них не смотреть, и вдруг где-то рядом послышалось тихое:
— Ты здесь один?
Дернувшись, как от ожога, Карпилион отпрянул в сторону и едва не выронил меч. Заговорил с ним труп какого-то крупного черноголового человека, лежавшего без движения на боку.
— Нагнись. Это я. Онегесий, — послышалось снова.
— Онегесий, — обрадовался Карпилион и бросился к нему. — Ты жив?
— Ну, так ясно, что жив. А то как бы я разговаривал? — ответил тот, открывая глаза. — Сам-то веди себя тише. И вот что. Ложись-ка на землю. А то увидят, что тут живые.
