— Кто увидит? — прошептал Карпилион.
— Ложись, говорю. Убьют ведь обоих. — Онегесий снова закрыл глаза и затих.
Карпилион растянулся рядом, не понимая, зачем это нужно. И вскоре услышал отдаленные голоса и знакомую речь. Разговор был на италийском. Слышался вроде бы издали, но постепенно становился все ближе.
— Тут он где-то. Смотри внимательнее, — говорил один. — Сперва броню с него сняли. А теперь и голову подавай.
— Зачем она им? — спросил другой.
— Хотят насадить её на кол. Тогда покойник уж точно не оживет. А то ведь бывали случаи…
— Ладно тебе, не пугай. Итак уж мороз по коже… Смотри, вот этот случайно не он?
— Точно, он самый.
Карпилион не выдержал и слегка приоткрыл глаза, совсем чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы увидеть два силуэта склонившихся над чьим-то трупом.
— Как его звали-то? — отодвинулся в сторонку крайний.
— Да, вроде, Кий, — ответил второй, выпрямляясь. В руке у него был топор. — Ну, давай, что ли, откинь ему голову, а я рубану по шее.
«Кий?» — пронзило Карпилиона. «Так вот кому рубят голову», — успел он подумать, и его словно ветром подхватило с земли. В голову вспышкой ударила ярость. Затуманила разум. Карпилион не помнил, как кинулся на того, кто держал топор. Ткнул куда-то мечом и налетел на второго. А когда увидел их на земле — у одного было раскурочено горло, а у другого из глаза торчала рукоять ножа.
Рядом стоял Онегесий.
— Это ты метнул в него нож? — удивился Карпилион.
— Ага, — ответил тот безразлично.
— А кто зарубил второго?
— Да, кажется, тоже я. Топор подобрал и ухнул. А то ведь так и почуял, что ты не утерпишь и вскочешь. Даже забеспокоился: «Чегой-то он медлит?» — По губам Онегесия пробежала улыбка. — Повезло нам. На их месте я бы вопил, что есть мочи. А они молчаливые оказались. Ты брата-то видел?
— Нет, не видел. А где он?
— Раненого повез на другую сторону реки. Выходит, вы разминулись?
— Разминулись, — кивнул Карпилион, радуясь про себя, что с Гаудентом все в порядке. — А ты почему остался?
— Так ведь Кия хотел забрать, — ответил Онегесий. — Пока разыскал. Пока стоял тут, смотрел на него… А по берегу, глядь, уже ходят, оружие да броню собирают. Ну, и притворился мертвым.
Карпилион присел рядом с Кием. Тот лежал с запрокинутой головой. Вся грудь изранена, словно в неё всадили сразу несколько копий. Видно сначала сняли броню, а потом добили в несколько рук. Карпилион так ясно это представил, что едва не вывернуло нутро.
— Понесем его вместе, — сказал он Онегесию.
— Да я и один доволоку. А ты показывай куда идти, — ответил тот.
— Ладно, — кивнул Карпилион, помог Онегесию завалить на закорки Кия и повел его к лодке, спрятанной в ивовых кустах.
*
Увидев, что с стало с Кием, Ильдика заплакала навзрыд. Она уже точно знала, что остальных её братьев убили вместе с женами и детьми, и только молилась, чтобы выжил хотя бы Кий…
Простились с ним у реки. Зарыли среди деревьев, хотя и знали, что поступают не по обычаю. Заложили могилу камнями. Насыпали холм повыше, чтобы не раскопало зверье. А после устроили тризну, без песнопений и без огней, чтобы не увидели с другого берега. Вместо хлеба и мяса жевали сушеную рыбу и сухари. А вместо пива пили воду из ручья, холодную и немного горькую. Тут были все, кого успели спасти из Кийгорода. Не было только раненого скифа. Гаудент не успел его переправить. Раненый умер в лодке, не добравшись до берега. Перед смертью он рассказал Гауденту о том, что услышал в Кийгороде, а Гаудент передал это брату.
— Конвоирам, которые везли нас в Равенну, прислали подмогу. В Кийгород они прибыли перед нами и устроили там резню. А за главного у них человек, которого кличут Севастий. Кто-то помог ему перебраться в Константинополь к императору Феодосию.
— Да все понятно, можешь не продолжать, — перебил Карпилион. — В Константинополе пожалеют, что приютили Севастия. Не выдадут его по-хорошему. Заберем у них силой!
— А войско откуда? Кий нам теперь не поможет.
— Возьмем у Руа. Наверняка, Ильдика знает, где его искать.
— Спросить у неё? — предложил Гаудент.
— Не надо. Я сделаю это сам. Тебя она не слишком жалует, — ответил Карпилион.
*
Ильдика сидела возле ручья на большом валуне, положив свою русую голову на колени. О чем-то думала, сплетая и расплетая кудрявую косу. Прежде улыбчивая и веселая она как будто замкнулась в себе. Из-за тоски по погибшим стала печальной и безразличной и смотрела на воду такими глазами, словно хотела исчезнуть в ней навсегда.
Карпилион подошел и опустился на землю рядом. Как же ему хотелось обнять Ильдику, утешить, но у скифов свои обычаи. Нельзя прикоснуться к девушке, не получив согласия. А такого согласия Ильдика ему не давала.
— Куда ты теперь подашься? Должно быть, к своей родне? — спросил он, чтобы начать разговор.
— Нет у меня родни, — ответила Ильдика, покачав головой.
— Тогда поехали с нами. Кий говорил, что Руа на Волхе. Ты не знаешь где это?
Карпилион подумал, что, наверное, зря помянул о Кие, но девушку его слова не задели.
— Раньше Волхой называли большую реку вон там, — сказала она и махнула рукой на восток. — А теперь их две, и вторая там, — махнула на север. — Кий говорил, что по этим рекам проходит торговый путь, потому и зовут их похожими именами.
— Куда же нам с братом плыть… — растерялся Карпилион. — Разве что разделиться. Он поплывет на север, а я на восток. Заодно и тебя прихвачу с собой.
Ему хотелось быстрее найти Руа, но Ильдика отчего-то замялась.
— Позови лучше Онегесия. С ним тебе будет спокойнее. А я поплыву с твоим братом. Все равно от меня никакого толку. Одна сплошная обуза.
— Да ты что, — удивился Карпилион. — Никакая ты не обуза, мы ведь друзья.
— С друзьями сидят на пирах, — возразила Ильдика. — А на девушках женятся, а не дружат.
— Так давай поженимся. Я согласен.
Карпилиону, казалось, что отвечает по-взрослому, по-мужски, но девушка подняла его на смех.
— И что у нас будет за пара? Я же выше тебя и старше. А с твоим братом мы ровня. И по возрасту. И по росту. Я хотела бы стать его суженой. Только не обижайся, ладно?
Видно, давно уже сделала выбор.
— Я думал, тебе он не люб.
— Да как же не люб? Отчего? — спросила Ильдика.
— Ты всегда умолкаешь в его присутствии, — пожимая плечами, ответил Карпилион. — Словно считаешь своим врагом.
— Неужели и он так подумал? Я должна ему все объяснить.
Зарумянившись будто спелая вишня, она сорвалась с валуна и побежала искать Гаудента. Не пошла, а именно побежала. Как все эти бестолковые девки, которые досаждали ему в Равенне. У Карпилиона словно прочистилось зрение. Почему Ильдика должна быть другой? Из-за того, что немного смазливее их? Из-за того, что манила его белозубой улыбкой, а сама в то же время поглядывала на брата?
Карпилион представил, как она объясняется с Гаудентом, как заглядывает в глаза, как мурлычет ласковые словечки, и его обуяла такая злость, что прежнее светлое чувство в мгновение ока исчезло. Осталось лишь раздражение и желание никогда её больше не видеть.
Но увидеть пришлось.
*
Гаудент не хотел его отпускать. Говорил, что нельзя разделяться. А лучше всем вместе дойти до ближайшего поселения. Запастись там провизией и двигаться дальше на поиски Руа.
— Так и сделай, — упрямо ответил Карпилион. — А мы с Онегесием отправимся на поиски прямо сейчас.
— И как я узнаю, нашли вы его или нет? — спросил Гаудент.
Об этом Карпилион не подумал, но на выручку пришел Онегесий.
— Посылайте весточки друг для друга на какой-нибудь постоялый двор, — посоветовал он. — Так вы сроду не потеряетесь, и каждый будет знать о делах другого.
Карпилиону это понравилось. У Гаудента тоже не вызвало возражений. Оставалось только придумать условное слово, чтобы назвать его на постоялом дворе. Один из таких дворов подсказала Ильдика.
