– Чтобы в глазах маркизы излечить ваше безумие.
– Вы прекрасно знаете, что я не сумасшедший…
– Разумеется. Но барон и я…
– Имеете интерес выдать меня за такового, не так ли?
– Именно.
– Ну, уж этого интереса я положительно не понимаю, – сказал совершенно спокойно маркиз.
Барон и майор обменялись таинственным взглядом. Маркиз понял этот взгляд и, обращаясь непосредственно к де Мор-Дье, сказал:
– Ну, ответьте мне. Вы не можете быть орудием мести одной из жертв нашей старой ассоциации…
Барон молчал.
– Если вы хотите уронить меня в глазах моей жены, то тут причиной может быть только личная месть. Вы имеете право ненавидеть ту, которая была вашей мачехой и называлась баронессой де Мор-Дье, но имеете ли вы право ненавидеть меня?
– Нет, – согласился барон.
– Если вами руководит желание получить деньги, то говорите, и я готов всем пожертвовать… Я достаточно богат, чтобы дорого заплатить за свое счастье.
Барон пожал плечами и промолчал. Майор гордо взглянул на Эммануэля.
– Вы заблуждаетесь, сударь, – сказал он ему. – Не выгода руководит поведением барона, и письмо, которым мы владеем, не продается. Оно останется в наших руках до тех пор, пока не найдем нужным воспользоваться им в виде угрозы, как дамокловым мечом.
– Вы палачи! – вскричал Эммануэль, виски у которого оросились холодным потом.
– Может быть.
– Но палачи действуют по праву закона…
– Совершенно верно.
– Чем же вы-то руководствуетесь? – спросил он, вздрогнув.
Майор ответил на это:
– Закон, которому мы служим орудием, был известен в Риме три тысячи лет назад, и он называется возмездием.
Эммануэль опустил голову на руки, и слезы брызнули у него сквозь пальцы.
– Маркиз, – сказал тогда барон де Мор-Дье скорее грустно, чем насмешливо, – вы должны помнить, что ради вас маркиз Гонтран де Ласи убил на дуэли генерала де Флар-Рювиньи.
– Молчите! – прошептал Эммануэль, с испугом вскочивший при этом напоминании, и отнял руки от лица, залитого слезами.
– И опять-таки ради вас, – продолжал барон, – шевалье д'Асти довел маркиза де Флар-Монгори, вашего приемного отца до апоплексического удара… Вы знаете отлично также и то, что де Монгори пришла фантазия жениться после того, как он узнал, что генерал, его кузен, умер.
При этих словах маркиз почувствовал полный упадок духа и потерял способность сопротивляться. Он понял, что час возмездия настал, и, как у преступников, бледнеющих при виде орудия смерти, у него явилась только одна мысль: просить пощады.
– Да, – пробормотал он, – я был преступен и заслуживал самого жестокого наказания, но я раскаивался в течение шести лет…
Барон прервал его презрительным жестом.
– Ну, мой милый, – сказал он, – вы утратили память: не вы ли мне говорили еще вчера, что никогда не испытывали ни малейшего угрызения совести и считаете себя счастливейшим из смертных?
– Это правда… – пробормотал маркиз.
– Не говорите же о воображаемом раскаянии…
– Но подумали ли вы, – вскричал маркиз, – что, губя меня, вы губите еще трех невинных существ: мою жену и моих детей.
Майор и барон сделали жест, который означал:
– Это несчастье, о котором мы сожалеем; но оно неизбежно.
Маркиз снова отдался порыву ужасного горя.
– Ну, что ж! – воскликнул он. – Покажите это письмо моей жене, откройте ей все… Что за беда! Я брошусь к ее ногам, буду молить о прощении, и так как она добра и любит меня, то простит, потому что в течение семи лет я жил как честный человек и семьянин и не имел ничего общего с этими людьми… потому что…
– Ах, Боже мой! Маркиз, – прервал его де Мор-Дье, захохотав, – прежде чем бросаться к ногам госпожи де Флар и решаться на такое крайнее средство, которое, по моему мнению, безрассудно, потому что ваши руки обагрены кровью де Верна, лучше постарайтесь узнать, в чем будет состоять ваше наказание! Быть может, судьба, на которую вас обрекли, менее ужасна, чем та, которую вы сами себе готовите.
– Может быть, говорите вы? – перебил Эммануэль. – Разве вы не знаете, какая меня ждет участь?
– Нет.
– Но этот-то человек знает?.. Эммануэль указал на майора.
– Нет, – ответил, в свою очередь, майор.
– От чьего же имени вы действуете? – спросил маркиз, вздохнув. – Если не знаете ни тот, ни другой, какое меня ждет наказание?
Майор и барон молчали; в эту минуту дверь в глубине залы отворилась. Маркиз, удивленный, испуганный, увидал женщину, одетую в черное, которая медленно направилась к нему и холодно на него посмотрела. Затем эта женщина сделала рукою знак. По этому знаку майор Арлев и де Мор-Дье поклонились и вышли. Эммануэль с немым ужасом глядел на нее. Она была молода и замечательно красива, но ее молодость преждевременно поблекла, а красота была мрачная и роковая. На её тонких, бескровных губах маркиз заметил улыбку, которая привела его в содрогание.
– А! – сказала она. – Вы спрашивали, от чьего имени действуют эти люди?
– Да, – пробормотал маркиз.
– Они действуют по моему приказанию, – холодно сказала молодая женщина.
– Кто же вы?
– Не все ли вам равно? Я имею право наказать вас…
– Вы?
– Я.
– Что же такое я вам сделал? Я вас никогда не видал, сударыня.
– И я также…
– В таком случае…
– Маркиз, – возразила женщина, одетая во все черное, – я ношу траур по человеку, которого убило общество «Друзей шпаги».
Маркиз вздрогнул и вскрикнул.
– Кто же вы? – повторил он.
– Меня зовут маркизой Гонтран де Ласи, – медленно проговорила она.
Маркиз еще раз вскрикнул от ужаса, на что Дама в черной перчатке насмешливо и громко рассмеялась.
– Ах, держу пари, г-н Шаламбель, – сказала она, – что теперь вы понимаете, по какому праву я мщу вам и осмеливаюсь покушаться на ваше полное до сих пор благополучие.
Маркиз, пораженный, упал к ногам Дамы в черной перчатке.
– Пощадите! – пробормотал он.
– Нет, – сказала она насмешливо. – Я не пощажу, я не имею права щадить «Друзей шпаги». Но я устала убивать и хочу видоизменить наказание.
И она со злой улыбкой взглянула на маркиза.
– Маркиз, – сказала она, – вы не умрете, подобно капитану Лемблену и шевалье д'Асти… нет… вам я назначу другое наказание.
И когда испуг Эммануэля достиг последних границ, мстительница прибавила:
– Вы будете жить, маркиз, но вас будут считать мертвым, и ваша жена и дети будут носить по вас траур.
Едва маркиза де Ласи договорила, как раздался стук кареты, остановившейся у решетки дома.
Карета, остановившаяся у решетки, была та самая, которая несколько часов назад отвезла маркиза де Флар с улицы Пентьевр на улицу Принца и в которой уехала маркиза де Флар.
