— Они здесь — все, кроме одного, который отец купил для своей новой жены.
Он говорил негромко, не желая, чтобы его слова услышала Бавкида: камень был все еще у ювелира.
— Жаль, что он решил так поступить. Значит, мы сможем продать одним изумрудом меньше. — Соклей развел руками. — Но что тут можно поделать?
— Немногое, — ответил Менедем.
Соклей не знал, что Менедем сам предложил отцу взять изумруд, а Менедем не собирался рассказывать об этом двоюродному брату.
— Давай. Пошли.
Мнесипол уже вовсю бил молотом по наковальне, когда они подошли к кузне. Он помахал им одной рукой, не выпуская молота из другой. Кузнец хорошо знал двоюродных братьев.
— Ему не хватает только хромоты, чтобы стать вылитым Гефестом, — заметил Менедем.
— А что, и вправду, — ответил Соклей. — Предлагаю игру: кто из наших знакомых больше всего подходит на роль олимпийских богов? — Он посмотрел на Менедема. — А, Гермес в крылатых сандалиях?
Менедем прошел несколько шагов с весьма гордым видом. Он был отличным бегуном на короткие дистанции, хотя и не удостоился чести представлять Родос на Олимпийских играх.
Он упустил свой шанс сделать реплику в начале игры, но быстро к ней присоединился:
— У нас имеется Посейдон в лице нашего келевста.
— Верно, — сказал Соклей. — А Аристид сойдет за всевидящего Аргуса.
Они прошли мимо булочной Агатиппа, все еще играя в эту игру.
— Я знаю, кто может быть сероглазой Афиной, — сказал Менедем.
— Кто? — спросил Соклей.
Менедем указал на него.
— Ты.
— Я? Афиной? — Соклей так удивился, что произнес имя богини нараспев — на куда более протяжном дорийском, чем обычно. — Ты спятил. У меня борода, если ты случайно не заметил.
— Это же театр, мой дорогой, — беззаботно произнес Менедем. — Актеры играют все женские роли. Если ты спрячешь лицо за маской, всем будет плевать на бороду, потому что для этой роли нужен именно такой острый ум, как у тебя.
— Спасибо тебе большое. — Соклей поцеловал двоюродного брата в щеку. — Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь отзывался обо мне лучше.
— Я никогда не отрицал, что у тебя острый ум и что ты самый умный из всех известных мне людей, — ответил Менедем.
Но если бы он отпустил Соклею два комплимента подряд, ничем не разбавив их, у того от изумления мог бы случиться удар, поэтому Менедем добавил:
— Вот если бы у тебя еще был здравый смысл, хотя бы такой, каким боги наделили геккона…
— Посмотрите, кто это говорит! — парировал Соклей. — Человек, который выпрыгнул из окна второго этажа, чтобы спастись от мужа, слишком рано вернувшегося домой.
— А ты — человек, грезящий о старом черепе так, будто этот череп — юная гетера, — сказал Менедем.
Они поддразнивали друг друга всю дорогу до гавани. В гавани Менедем поспешил к «Афродите».
— Эвксениду лучше не заставлять нас ждать! Я хочу побыстрей снова очутиться в открытом море.
— Я тоже. Мне не терпится отплыть в Афины. — Соклей указал на судно. — А это не он стоит там на баке? Ты был прав, когда говорил, что Эвксенид уже будет нас ждать.
— Брось меня в навозную кучу, если это не он. И… да, я был прав, — сказал Менедем. — Очень мило с его стороны. Сомневаюсь, что он выбрался из Фазелиса и Ксанфа потому, что опаздывал на судно. А теперь он улизнет и с Родоса тоже.
Он зашагал по перепачканным смолой доскам пирса к акатосу, крича:
— Ахой, на «Афродите»!
Диоклей отозвался сиплым басом:
— Ахой, шкипер! Пассажир уже на борту.
— Да, мы видели, — сказал Менедем. — Все гребцы на месте?
— Все, кроме одного, — ответил начальник гребцов. — Телефа пока не видать.
Менедем посмотрел на солнце, которое только что поднялось над морем.
— Подождем еще немного. Если он не появится, наймем одного из портовых бездельников, и всего ему хорошего. На Родосе есть много людей, умеющих орудовать веслом.
— Мы ведь и самого Телефа именно так заполучили в прошлом году, — сказал Соклей. — Он забавный парень. Будет работать, если ты дашь ему работу, но единственное, что его по-настоящему волнует, — это как получить за работу деньги.
— Я все-таки думаю, что он сбежал тогда с рыночной площади Каллиполя, — заявил Менедем. — Правда, Телеф так быстро вернулся с подмогой, что я не стал его попрекать, но все-таки думаю, что он бросил нас в беде. Если его место на банке займет кто-нибудь другой, жалеть не буду.
Он взошел по сходням на ют «Афродиты».
Стоя между рулевыми веслами — пусть даже судно все еще было пришвартовано у пирса — Менедем испытывал почти такое же удовольствие, как лежа между ног женщины.
Рыбачьи лодки вышли из Великой гавани в Эгейское море. За ними следовали чайки, как сборщики колосьев следуют в поля за жнецами, зная, что смогут хорошо поживиться.
Менедем побарабанил пальцами по рукоятям рулевых весел и прикинул, насколько удлинились тени.
«Если Телеф в скором времени не придет, я уплыву без него».
Телеф появился на пирсе и взошел на борт «Афродиты» прежде, чем Менедем успел его заменить.
— Во имя египетской собаки, где ты был?! — рявкнул Менедем.
Гребец вздрогнул.
— Прости, капитан, — сказал он, сделав примиряющий жест.
Говорил он тихо и ровно и в придачу щурился, словно свет раннего утра был для него слишком ярким.
— Ты ведь знал, что мы отплываем нынче утром, — продолжал Менедем. — Почему ты напился в последнюю ночь перед выходом?
— Я не хотел напиваться, — ответил Телеф. — Это просто… так уж получилось. — Он улыбнулся тошнотворной, заискивающей улыбкой.
Менедем не собирался прощать его так быстро.
— Ступай на место, — велел он. — Надеюсь, тебе весь день будет так плохо, как ты того заслуживаешь.
Не переставая пристыжено улыбаться, Телеф поспешил на приподнятую палубу юта, а потом спустился с нее и прошел на середину торговой галеры.
— Отдать швартовы! — крикнул Диоклей.
Как только канаты, удерживавшие «Афродиту» у причала, оказались на борту, келевст ударил в свой маленький бронзовый квадрат.
— Греби назад! Риппапай! Риппапай!
Акатос скользнул прочь от пирса.
Едва лишь получив достаточно места для маневра, Менедем начал поворачивать судно — до тех пор, пока нос галеры не нацелился на выход из гавани. Но акатос еще не успел пройти мимо молов, как капитан «Афродиты» сказал:
— Я хочу, чтобы в этом плавании все выполняли обязанности впередсмотрящих. Мы должны опасаться не пиратов, а военного флота Антигона, а еще — флота Птолемея. Если что-нибудь заметите, кричите. Не исключено, что таким образом вы спасете наши головы, в том числе и свою собственную.