Фульциний застыл над поверженным телом. Его месть свершилась, разбойник был мертв, но радости он не чувствовал — мерзавец так и не признался, где они прячут девушку, здесь ли она, да и жива ли вообще? А если и здесь — что если она попадется под горячую руку его солдат? Из таблинума, триклиния и кубикул доносились отчаянные крики, слышался женский визг — опьяненные местью крестьяне жгли и громили ненавистное гнездо Гирция.
— Что с этими делать? — бородатый Феликс тронул декуриона за плечо, разом возвращая к реальности.
Марк поднял голову, мельком глянул в перекошенные от ужаса лица рабов… И тут один из них, по виду совсем еще юноша, вдруг бухнулся на колени и пополз по пыльным плитам, простирая руки к Фульцинию.
— Господин! Пощади, господин! — трясущимися руками он вцепился в плащ декуриона, одновременно порываясь поцеловать его калиги. Марк брезгливо оттолкнул его ногой, но раб не выпустил плащ, только поднял вверх умоляющий взгляд черных глаз.
— Ты говорил о девушке… Сигерик не сказал тебе, но я знаю — знаю, где ее держат! Я все тебе покажу! Только не убивай!
Фульциний резко поднял его за плечи, у парня аж зубы лязгнули.
— Где она?! — выкрикнул он прямо в лицо рабу. — Веди быстро! Но если ты врешь…
— Я не вру, господин! Я знаю, где она, клянусь тебе. Жив Господь! Сигерик привез ее два дня тому…
— Хватит болтать! Веди!
Парень кивнул и, оглядываясь, побежал к таблинуму. Фульциний устремился за ним.
Богато убранный таблинум носил следы жаркой схватки: среди опрокинутых треножников и канделябров валялись два тела, все было перевернуто вверх дном, мозаичные полы заливала кровь. Четверо вояк, ругаясь, взламывали хозяйские сундуки. На Фульциния и его провожатого они едва обратили внимания.
Выскочив из таблинума в перистиль, молодой раб указал направо, где находились кухни и кладовые.
— Это там, господин, — бросил он на бегу. — Вчера твою женщину заперли в комнате у пекарни. Там у хозяина что-то вроде тюрьмы. Наверное, она еще там.
Пробегая мимо фонтана, Фульциний на миг замешкался. На мраморном бортике трое его вояк насиловали какую-то девку. Та кричала и вырывалась, и на миг Марк с ужасом подумал, что это может быть Ливия. Но нет — то была всего лишь рабыня. Ворвавшись в кухню, они застали там лишь кучку перепуганных слуг, жмущихся к большим котлам, от которых пахло бараниной, и, не задерживаясь, пробежали мимо потухшего очага ко входу в пекарню.
— Сюда, господин, — выдохнул парень, указывая на темную узкую арку, за которой скрывалась крытая галерея. Судя по тому, что двери вдоль ее стен были заперты, его бойцы сюда еще не успели добраться, и это было хорошо.
В конце коридора обнаружилась прочная дубовая дверь. Сердце Фульциния бешено колотилось. Неужели Ливия здесь, за этой дверью? Если так — конец всем тревогам! С разбегу он толкнул дверь, но та лишь чуть вздрогнула.
— Проклятие! Тут заперто! А ключ…
— Ключ хранился только у господина, у Гирция, — торопливо пояснил раб.
— Ливия! — крикнул Фульциний и заколотил в дверь. — Это я, Марк! Ты там?
Ответь, если слышишь! Я пришел за тобой!
Он прислушался, из-за двери не доносилось ни звука.
— Похоже, там нет никого! — Марк обернулся и гневно посмотрел на раба. — Что скажешь?
— Не знаю, господин. Но девушка была там… Здесь, в кухне есть мраморная скамья. Тяжелая. Прикажешь?
— Бегом!
Вернувшись в кухню, они подхватили скамью и, пыхтя, втащили ее в коридор, причем юный раб старался изо всех сил, опасаясь рассердить грозного воина.
Дотащив скамью до двери, он тотчас же быстро сбегал в кухню за факелом, о чем Фульциний даже не подумал, а между тем в коридоре стояла такая темень, что и вытянутую руку было не разглядеть.
Дверь выдержала два удара. На третий замок вырвало из стены и они буквально влетели в тесную мрачную коморку. При свете факела Марк увидел голые стены и низкое ложе, покрытое шкурами — более в коморке не было ничего. На ложе лежала Ливия. Он сразу ее узнал, хотя теперь она совсем не походила на гордую красавицу-патрицианку — на лице багровели синяки и кровоподтеки, свалявшиеся волосы торчали в разные стороны.
— Ливия, — простонал Фульциний, падая перед ней на колени. — Что они с тобой сделали?!
За спиной тяжело дышал слуга Гирция, факел дрожал в его руках, но Марк не видел сейчас ничего, кроме мертвенно-бледного лица девушки.
Он схватил ее безвольно повисшую руку и тут же в ужасе выпустил ее — по запястью стекала липкая кровь, а на полу натекла уже целая лужа. Что-то звякнуло, и Марк машинально поднял с пола длинный ржавый гвоздь. Некоторое время он тупо смотрел на него и вдруг, поняв, что именно этот гвоздь и послужил ей орудием, с криком отшвырнул его от себя.
— Ливия! — простонал он, хватая ее за плечи. — Зачем?! Зачем?!
— Господин! Скорее! Может, ее еще можно спасти!
Фульциний обернулся. Юноша торопливо рвал тунику, протягивая ему длинную полосу ткани. Не раздумывая, Марк схватил ее и принялся туго перевязывать руку Ливии выше запястья.
— Боги! Боги! За что?! — бормотал он, чуть не плача.
Покончив с левой рукой, он схватил правую и едва не выпустил ее — вена была разрезана вдоль всего предплечья, рука казалась почти черной от крови.
Даже его, привыкшего к страшным ранам, замутило при виде того, во что превратилась вена, расцарапанная гвоздем. Кто мог подумать, что у юной девушки хватит духу сделать такое?
Давясь слезами, задыхаясь от разыгравшейся в душе бури, он все же кое-как перетянул ее руку, хотя где-то на краю рассудка уже маячила холодная мысль — все, что он делает бесполезно, возможно, Ливия уже мертва… Но Марк не мог заставить себя сделать то, что следовало сделать с самого начала — проверить, бьется ли еще жилка на ее шее. Он просто не мог это сделать.
Слишком страшно было узнать.
— Юнона, помоги мне! — пробормотал он, собравшись, наконец, с духом, и протянул ладонь. И в этот момент девушка открыла глаза.
— Марк? Это ты? — прошептала она еле слышно. Фульциний склонился к самым губам, чтобы уловить слова, больше похожие на простой выдох.
— Это я, я… — тихо сказал он, сглотнув застрявший в горле комок. — Все позади. Теперь все будет хорошо.
— Слишком поздно… Я должна была умереть.
— Но почему?! Почему?
Голос ее прерывался, Фульциний едва различал, что она говорит. И мучительно было видеть, как жизнь с каждым словом покидает ее.
— Только так… можно было спастись от них. После них я не могла уже быть с тобой. И ни с кем. Они получили мое тело, но меня они получить не могли. И я все-таки их обманула… Прощай, Марк. Я… любила тебя. Я буду ждать. В Элизии. Твои римские боги примут… меня, хотя я и молилась Христу. Но ушла я как римлянка. Ведь так, Марк? Так… будет?
