Королевский порок - Эндрю Тэйлор

что именно считать добродетелью, на то у проповедников свое мнение. Религия и политика всегда шли рука об руку, и часто под личиной священнослужителей скрывались агитаторы, с неподдельным пылом старавшиеся разжечь пламя мятежа.

В былые времена отец Эдварда Олдерли якшался с подобными людьми. Возможно, сын пошел по его стопам. А если так, то его гибель вызовет еще больше нежелательных осложнений, чем я ожидал.

В послесловии я дал понять господину Фишеру, что дело не терпит отлагательств, и намекнул, что господин Уильямсон будет особенно благодарен, если корреспондент пришлет ответ срочной конной почтой.

Я позвал Сэма. Когда он, ковыляя, вошел в комнату, при виде него я испытал уже ставшую привычной смесь раздражения, досады и, если уж говорить начистоту, дружеского расположения. Сэм Уизердин служил на флоте, пока голландская пушка не отстрелила ему правую ногу ниже колена. В результате Сэм передвигался при помощи деревянного протеза и костыля. Когда он поступил ко мне на службу, я выдал ему приличное платье, чтобы он выглядел как подобает слуге человека, чья карьера в Уайтхолле идет в гору. Я настоял, чтобы Сэм брился раз в неделю. Но что бы я ни говорил и ни делал, придать Уизердину респектабельный вид никак не получалось. Волосы у него вечно торчали в разные стороны, одежда смотрелась неряшливо, и, что хуже всего, была в нем какая-то лихость, которую я никак не мог побороть. Время от времени Сэм не прочь был залить глаза, но длительный опыт научил его ловко это скрывать, и припереть его к стенке было не так-то просто. Однако Сэм обладал качествами, которые я со временем ценил все больше.

– Я вычистил ваш плащ, господин, – сообщил он. – Ни капельки грязи не пропустил. Он теперь как новый. И туфли ваши я тоже почистил.

– Отнеси-ка это письмо на почту, – приказал я, отсчитывая деньги и за быструю доставку, и за ответ. – Срочно.

Сэм не ответил, но по выражению его лица я понял, что он считает поручение такого рода ниже своего достоинства. Он протянул грязную ладонь, взял деньги и письмо и с протяжным вздохом вышел из комнаты, а когда закрывал за собой дверь, хлопнул ею громче обычного.

Около дюжины мужчин и женщин собрались у ограды Кларендон-хауса. Всех, кто входил или выходил за ворота, они провожали свистом и окриками.

– Дюнкерк-хаус! – неслись в мою сторону вопли, пока я дожидался, чтобы меня впустили. – Танжер! Бесплодная королева! Голландский изменник! Под суд мерзавца!

Встречать меня вышел Джордж Милкот в элегантном черном камзоле.

– И часто здесь такое? – спросил я, когда мы шли через передний двор.

– Иногда, – ответил Милкот, оглядываясь на толпу. – Время от времени мы их разгоняем, но они из-за этого только сильнее буйствуют. Да и что толку? Они ведь в любом случае появляются снова. Ни дать ни взять вши.

– Удивляюсь, что они находят время на подобные забавы.

– Видите тех двоих, что стоят позади? – Милкот остановился и указал на них. – Мужчину в коричневом камзоле и толстяка с тяжелой старинной шпагой? Подозреваю, что зачинщики – они, и деньги на эти «забавы» поступают из их карманов.

– О чем это вы?

– Я их уже видел. Они всегда стоят поодаль. Поблизости есть пивные, где за деньги при желании можно собрать целую толпу. Пару раз угостить завсегдатаев выпивкой, раздать монеты и сказать, что это лишь задаток, основная награда будет потом. А у ворот они стоят и следят, чтобы хозяйские деньги не оказались выброшены на ветер.

Некоторое время я в задумчивости разглядывал толпу. Мужчина в коричневом показался мне смутно знакомым, но я не мог припомнить, где его видел. Мы зашагали к дому. Солнце уже взошло, однако в столь ранний час главный фасад был погружен в тень.

– И кто же подкупает толпу? – спросил я.

Милкот улыбнулся мне:

– Хороший вопрос. Наверняка не скажу, но, по всей видимости, этот человек служит герцогу Бекингему. У его светлости есть и другие враги, но большинство из них не опустится до подобной тактики. Однако герцог любит действовать исподтишка. – Несмотря на улыбку, в тоне Милкота прозвучала горечь. – Фортуна настолько щедро осыпала его дарами, что он считает, будто для него закон не писан. Однако герцог и его наемники могли бы проявить милосердие и не досаждать его светлости в час печали.

– Вы про отставку лорда Кларендона?

– Нет, про смерть леди Кларендон. – Милкот горько усмехнулся. – Но от этого сброда добрых чувств ожидать не приходится, да и герцог Бекингем не лучше. Не люди, а звери!

Я кивнул, хотя и был не вполне с ним согласен. Милкот оценивает ситуацию с точки зрения лорда Кларендона, да и сам он в деньгах явно не нуждается: хорошо одет и обут, живет в роскошном доме.

Однако я понимал, что для толпы помпезность и великолепие особняка Кларендона – все равно что пощечина, особенно после того, как дома многих из этих людей у них на глазах обратились в пепел во время Пожара. Герцог Бекингем же, при всем своем богатстве и парадном блеске, умел расположить к себе простых лондонцев.

– Горс ждет нас в павильоне, – сообщил Милкот. – Я решил на всякий случай не позволять ему общаться с другими слугами и отправил его белить комнату наверху. Горс был очень недоволен. Ему приказано держать язык за зубами, однако предосторожности лишними не будут.

К этому моменту мы обогнули дом сбоку и вышли в сад. С главного двора донеслись крики, топот копыт и стук колес кареты.

– Герцог Йоркский прибыл, – пояснил Милкот. – Должно быть, для очередной личной беседы с его светлостью.

– Герцог здесь частый гость?

– Разумеется, у них ведь столько общих интересов! Лорд Кларендон – тесть герцога и дед его дочерей.

Милкот довольно-таки прозрачно намекал, что у лорда Кларендона есть влиятельные сторонники, и даже после утраты былого статуса он остается человеком, ссориться с которым неблагоразумно. Его связи с королевской семьей весьма тесны. Как известно всему свету, после смерти короля на трон взойдет герцог Йоркский, а внучка Кларендона, принцесса Мария, станет следующей наследницей престола.

Некоторое время мы шагали молча, оба погруженные в свои мысли. В другом конце сада шли работы, но в пределах пятидесяти ярдов от нас никого не было.

– Прежде чем зайдем в павильон, скажу вам то, что предназначено только для ваших ушей, – произнес я. – Помните, что вы предлагали мне вчера?

Милкот отпрянул, и в его взгляде отразился испуг.

– Я позволил себе забыться, сэр… Ради бога, простите. Давайте забудем об