Королевский порок - Эндрю Тэйлор

– Не выйдет, – ответил я. – Нам приказано воплотить вашу идею в жизнь.

Милкот прирос к месту и уставился на меня во все глаза.

– Приказано? Кем?

– Этого мне говорить не дозволено.

Милкот шумно выдохнул. Как человек неглупый, он наверняка понимал, что без ведома короля приказ такого рода отдать не могли, и, скорее всего, к делу приложил руку герцог Йоркский. Наверное, за этим он здесь – чтобы обсудить ситуацию с тестем.

– Признаться, сэр, такого поворота я не ожидал, – произнес Милкот.

– Я тоже. Но сейчас мы с вами должны найти лучший выход из положения.

– Как вы смотрите на план, который я изложил вам вчера?

Мы оба остановились, будто по команде.

– Оставить тело в пруду возле Оксфорд-роуд?

Мой разум будто разделился на две половины: одна хладнокровно готовилась нарушить закон, избавившись от тела жертвы, а вторая в ужасе вскидывала к небу воображаемые руки, трепеща при одной мысли о том, как низко я пал и сколько опасностей меня подстерегает.

– На этот ваш план я смотрю положительно.

– Тогда приведем его в исполнение сегодня же, после наступления темноты. Чем скорее, тем лучше.

– Как мы его туда доставим?

– Закинем на коня и привяжем, – ответил Милкот так невозмутимо, будто подобные вопросы для него обычное дело. – Возьмем вьючную лошадь и завернем его в полотнище, чтобы было похоже на тюк. Отсюда через поля идет дорожка, ведущая к Оксфорд-роуд. Кстати, втроем будет проще: один ведет лошадь, а другие двое идут по обе стороны от нее. Надо позвать Горса.

– Слугу? Вы уверены?

– Лучше обратиться к нему, чем привлекать к делу нового человека. Горсу ведь и без того известно слишком много, ведь тело в колодце обнаружил именно он. Разумнее держать его при себе. К тому же на Горса можно положиться.

– На всех можно положиться, – заметил я. – До первого предательства.

– Выдав нас, Горс фактически признается, что он наш сообщник. А этот слуга человек разумный. Главное – щедро ему заплатить, и он будет держать язык за зубами. К тому же он умеет обращаться с лошадьми.

– Горс не должен знать, кто я такой, – предупредил я. – И кто меня прислал.

– Хорошо, – согласился Милкот. – Сегодня же после вашего ухода я обсужу с ним этот вопрос с глазу на глаз.

Меня по-прежнему одолевали сомнения.

– На Пикадилли даже ночью можно кого-нибудь встретить.

– Это я предусмотрел.

Милкот объяснил, что к юго-востоку от этого сада расположены приусадебные конюшни, дворы, фруктовые сады и огороды. Он сказал, что в ограде большого сада, где мы сейчас находимся, есть ворота, ведущие в хозяйственную часть поместья. Милкот договорится с мажордомом, чтобы ночью нас пропустили туда и обратно, к тому же собак выпускать не станут, а сторожам и патрульным велят не обращать на нас внимания. Милкот заверил, что такого рода приказы никого не удивят, ведь лорд Кларендон часто дает тайные поручения, которые нужно исполнять в ночную пору. На тачке мы довезем тело от павильона до конюшни, а там будет стоять наготове лошадь. Оттуда мы, никем не замеченные, выйдем на дорожку, ведущую на север, к Оксфорд-роуд, и тогда Пикадилли нам и вовсе не понадобится.

– Я возьму шпагу и пистолет, вы тоже, а Горса вооружим дубинкой, – продолжил Милкот. Теперь, когда речь зашла о практических аспектах нашего предприятия, он сразу приободрился. – Я знаю, куда идти. Вчера вечером я прогулялся по этой дорожке, чтобы убедиться, что она по-прежнему проходима. Местами ее развезло, но это нам не помешает. Возле Оксфорд-роуд есть один пруд. Для нашей цели он подходит идеально.

Меня восхитила его дотошность. Мне так часто приходилось иметь дело с людьми недалекими, что теперь я по достоинству ценил тех, кто не полагается на одну лишь волю случая.

– А как мы поступим с его одеждой?

– Когда побеседуете с Горсом, велю ему избавиться от этих вещей. Заодно пусть выловит из колодца парик и сожжет все вместе.

– Шпага тоже должна исчезнуть.

Милкот поморщился, как от боли.

– Оружие работы Клеменса Хорна? Какая жалость!

– Так надежнее. К тому же на ней герб Олдерли.

Мы прошли еще несколько шагов, и я дотронулся до рукава Милкота.

– Вы доложите обо всем его светлости, сэр?

– Таков мой долг. Лорду Кларендону известно, что тело Олдерли в павильоне, и он захочет знать подробности. – Милкот нахмурился и принялся рыть носком туфли гравий на дорожке. – Но, пожалуй, будет лучше, если он обо всем узнает, когда дело будет сделано.

Мы с ним переглянулись, и я понял, что нас обоих посетила одна и та же мысль: мы оба служим людям, предпочитающим ничего не знать заранее и не вникать в подробности того, как именно их желания воплощаются в жизнь. Часто они изъявляют свою волю лишь намеками, вместо того чтобы выразиться прямо. В некотором смысле люди, подобные Милкоту и мне, – их левая рука, трудящаяся в потемках для того, чтобы правая оставалась чистой и выглядела безукоризненно даже при беспощадно ярком дневном свете.

Мэтью Горс оказался крепко сложенным парнем с веснушчатой физиономией. На месте передних зубов у него во рту зияла брешь. Мы нашли Горса на втором этаже павильона, во внушительном зале с двумя расположенными друг напротив друга окнами от пола до потолка. Это помещение явно предназначалось для приемов. Вооруженный ведром с побелкой и кистью, слуга был занят работой. На одной стене результаты его трудов уже были заметны – до карниза оставался примерно ярд. При нашем появлении Горс снял шляпу и кивнул мне и Милкоту, – человеку, стоящему на верхушке лестницы, трудно отвешивать поклоны. По распоряжению Милкота Горс спустился, прислонил кисть к ведру и вытер руки тряпкой. Хотя Милкот дал мне понять, что этот человек считает подобную работу унизительной для себя, Горс никак этого не показывал. А впрочем, хороший слуга быстро учится скрывать свои чувства.

Милкот по порядку расспросил Горса обо всем, что тот видел вчера утром, когда обнаружил тело. Слуга отвечал четко и без обиняков, и его версия событий до мельчайших подробностей совпадала с рассказом Милкота.

Я же тем временем отвернулся и устремил взгляд в окно, на сад и особняк. Эта часть здания была точной копией парадного фасада: пятнадцать травей [2], два боковых крыла и лестница, ведущая к двери. Передо мной не просто жилище, а символ богатства и власти. Однако особняк смотрится внушительнее, чем его хозяин, – одинокий, страдающий подагрой старик, подставляющий под ноги скамеечку и целыми днями сидящий в маленьком, жарко натопленном кабинете, полном книг, в то время как у ворот