– После!.. После про рацию!.. – закричал в его сторону Коптюк, снова прильнув к краю окопа. – Немец подходит. Сейчас заваруха начнется. Займи позицию справа… Есть гранаты? Давай на изготовку…
У Довганюка гранат не было. Следом за ним в окоп вполз Михайлов. На лице его, словно маска, застыло выражение испуга.
– Там эти… – с ходу заполошно заорал он, замахав в сторону тыла. – Фашисты там!..
– Где?! – не понимая, переспросил старший лейтенант. – За нами?!
Холодный пот прошиб Федора. Мысли лихорадочно заметались. Неужели фашисты зашли с тыла? Значит, прорвались через группу Гвоздева и отправленных на подмогу под командой Потапова… Значит, погибли или попали в плен…
– Там, из танка… – спотыкаясь о собственные слова, голосил Михайлов. – Из танка…
– Что ты городишь? Какого танка?! – схватив его за грудки, глядя в лицо, закричал Довганюк.
– Там… Федор Кондратьевич… Из подбитого… – тыча рукой в сторону остановленной гранатой Дерюжного «пантеры», наконец выдавил из себя переменник.
Взводный, а следом за ним и Довганюк припали к задней стенке окопа и впились глазами в подбитую вражескую машину. Она все так же стояла, неуклюже скособочившись, на том самом месте, где ее настигли эргэдэшка Семеныча и 76-миллиметровый снаряд денисовского ЗИСа. Люки на башне и в передней части корпуса были так же наглухо задраены. Никаких перемещений возле машины Федор не заметил.
– Где немцы, Михайлов?.. – зло спросил он.
Довганюк, так и не отпустив воротник бойца, вдогонку затряс его одной рукой и закричал, взъярившись:
– Причудилось? От страха примерещилось?..
В этот момент из-под левой гусеницы забил огненный зубчик. Пулемет работал короткими очередями, посылая пушисто-белые трассеры куда-то в глубь позиций, в сторону артиллеристов.
– Вот гад! – только вымолвил Довганюк, разжав руку и отпустив гимнастерку бойца.
– Через нижний люк, наверное, выбрались… – процедил Коптюк. – Ладно, не до них сейчас… С ними артиллеристы разберутся. А нам в спины они стрелять не будут. В своих можно попасть… Сейчас фашиста встречать будем! Сюда… сюда…
Коптюк снова перескочил к брустверу и, пригнувшись, стряхнув ладонью земляные крошки из неглубокой земляной ниши, аккуратно положил туда наступательную РГД.
Михайлов все так же сидел на земле, обескураженно переводя испуганные глаза то на взводного, то на Довганюка.
– Вставай на позицию! – приказным тоном сказал Довганюк.
Потом, посмотрев на действия командира, молча наклонился и отобрал у Михайлова заткнутую за пояс трофейную немецкую гранату. Зажав ее в левой руке, он бегом бросился вправо и занял место метрах в трех от старшего лейтенанта.
Довганюк осторожно посмотрел из окопа в сторону наступавших. И тут же присел, присвистнув.
– Так они уже здесь… И «тигр» прямо на нас прет…
Вражеские машины приближались с правого фланга, увеличивая скорость. Танковые пулеметы захлебывались, пропахивая очередями передний край обороны взвода. Теперь замысел гитлеровцев был налицо. Фашистские танковые экипажи стремились поддержать перешедших в атаку пехотинцев, но главной их целью была подбитая «пантера».
Мощное орудие «тигра» произвело еще один выстрел, гул и гром от которого пронизали пропахший гарью воздух, сотрясли нутро каждого находившегося в окопах.
– Вот сволота… – проговорил Довганюк.
– Готовь гранаты! Подпустить как можно ближе!.. – кричал, срывая голосовые связки, Федор.
Цепь набегавших пехотинцев двигалась по фронту, смещаясь слева, а танки накатывали с правого фланга. Они двигались по сходящимся траекториям, которые устремлялись к одной точке. Этой точкой был самый центр участка обороны взвода Коптюка. Здесь должны были пересечься фашистские линии, сойтись в схватке не на жизнь, а на смерть…
– За Колю Веточкина с них спрошу… – раздался чей-то злой шепот.
Прозвучал он возле Коптюка. Обернувшись, тот увидел переменника Обрежу. Исполненным ненависти взглядом тот впился в надвигавшихся на него врагов. Боец сжимал винтовку с примкнутым штыком. Он не стрелял. Патроны скорее всего у него кончились. Ткань сделанной наспех перевязки вся была темно-красной от пропитавшей ее крови.
* * *
Григорий стоял возле стенки окопа с такой нетерпеливой решительностью, что старший лейтенант не стал его спрашивать, зачем он вернулся. Все было и так понятно из его слов, которые он без перерыва твердил, словно молитву, призванную укрепить его дух и направить его штык.
– За Колю Веточкина… За Колю Веточкина…
Эти слова эхом отдавались в сознании Федора, и он поневоле стал повторять их, сначала про себя, а потом зашептал иссохшими губами…
Глава 3
Бой у колхоза «Октябрьский»
Рана Артюхова была сквозная и вроде как по виду не опасная, но Тюха не мог стать на ногу. При первой и второй попытках он беспомощно бледнел, нога подкашивалась, и он каждый раз падал на землю, и упал бы, если бы не поддерживали его руки товарищей.
Опираясь на плечи, доковылял Артюхов до занятого танкистами рубежа. Там уже царила предбоевая суматоха. Прибыли еще два танка, и Лебедев представил Гвоздева как старшего группы командиру дозорной тройки старшему лейтенанту Панкратову.
Прямолинейный, с внимательным прищуром во взгляде, старший лейтенант оказался полной противоположностью суетливому и излишне эмоциональному Лебедеву. С Гвоздевым он объяснялся без ненужных эмоциональных добавок, по-военному функционально и в то же время по-человечески просто.
Узнав, что в относительной близости, на противоположном берегу реки, держит оборону штрафной батальон, Панкратов, не в пример своему подчиненному, обрадовался.
– Ага, теперь правый бок и спина, считай, прикрыты… – допустив скупую радость в словах, произнес он. – В дозорную заставу надо сообщить. А то немчура тут шныряет, где не след… Штрафбат, это ж, Лебедев, сила! Считай, элитные войска. Представь: одни офицеры!..
– Так это ж… Они ж бывшие… – растерянно лепетал в ответ Лебедев.
– Бывшие, говоришь? – как бы с недоверием отвечал Панкратов. – Ну и что, что бывшие. Вот ты, Лебедев, без году неделя как из училища и не знаешь того, что бывшими офицеры не бывают. Верно я говорю, товарищ Гвоздев?
– Так точно, товарищ старший лейтенант! – без особого энтузиазма подтвердил Демьян.
Хотя то, что говорил командир передовой танковой группы, ему было по душе.
– Так-то, Лебедев. В народе, знаешь, как говорят: от сумы да от тюрьмы… А на войне, брат, всяко может случиться… А государство, оно к людям по-человечески, даже на войне… Потому как это все ж народ, нельзя его почем зря бить, надо дать ему шанс. И дает! Верно, Гвоздев? То-то… И пусть он попал в штрафной… за пьянку, еще за что, за малодушие, за трусость. Родина дает офицеру шанс: нагрешил – искупай, смывай позор… И воюет он штрафником, а умирает все одно – офицером. Или искупает кровью и назад – под погоны. Вот как этот ваш, раненый… Как его, Гвоздев?
