Такой маневр был повторен по всей линии нападения, и вскоре озеро покрылось бьющимися о воду, извивающимися чудовищами, пыхтящими, как кузнечные мехи, и не могущими погрузиться в воду в страхе захлебнуться.
По правде говоря, кое-кто из охотников получил ушибы, однако ни один не уклонился от схватки, хотя у каждого уже был мешок с богатым «уловом».
Всего добыли пятьдесят фламинго. Охота закончилась. И вот группа в полном составе, с Зелюко и Ибрагимом во главе, самым быстрым шагом направилась в деревню.
Марш задыхающихся мужчин напоминал бегство разгромленной армии. То был бег голодных, предвкушающих роскошный пир, причем изысканность еды в сто крат увеличивала ее ценность.
Европейцы с посиневшими лицами еле поспевали за этими обжорами, проклиная столь невероятную спешку. Они не понимали — и были правы, — почему божеству по имени Желудок оказываются столь восторженные дикие почести.
Едва утолив жажду внушительной порцией пива из сорго, привычного для экваториальных жителей, охотники превратились в усердных кулинаров: одни стали рыть глубокие ямы для углей, на которых будет тушиться жаркое; другие же отправились на поиск ароматических трав, необходимых для приготовления изысканного соуса; третьи ушли за деревом особой породы, на котором надлежало подавать столь ценную и столь обожествляемую еду.
Шеф-повар племени, или, скорее, заведующий столом его величества, важно державшийся во время экспедиции, собрал птиц и извлек языки. Затем стал быстрым и резким движением откусывать птицам головы, после чего вылущивал оттуда мозги, как обезьяна лущит орехи, и закладывал в выдолбленную древесную тыкву — калебас, затем взбил их и превратил в густую кашицу, куда добавил в равных количествах крупные муравьиные яйца и зерна риса. И когда в результате манипуляций долго перемешиваемая смесь стала однородной, он положил сверху язычки, напоминавшие кусочки сала, поджаренные на тоненьком вертеле.
Эту массу повар разделил на четыре равных части и выложил между двух лап гориллы, затем тонко раскатал на отдельные жгутики, напоминавшие десять пальцев.
Обвернутые листьями туши горилл обжарили на раскаленных камнях, почерневших от положенных на них веток ароматического растения. Сверху присыпали углями и горячей золой.
Эта процедура заняла два часа.
— Как вам все это нравится, месье Андре? — даже не пытаясь скрыть своего отвращения, изумлялся Фрике. — Честно говоря, подходящее блюдо для тех дураков, которые два дня только им и занимаются; по-моему, игра не стоит свеч.
— Тут, милый юноша, вы ошибаетесь, меня убедили: это очень вкусно.
— Что?.. Ладони… Лапы этой…
— Да-да, гориллы, — невозмутимо отвечал молодой человек.
— Бр-р!.. С фиолетовыми язычками, с растертыми мозгами… с муравьиными яйцами… О! Нет, нет!
— В Париже, во время осады[136], я ел и похуже. Не буду вдаваться в подробности, но, начиная с бродячих котов и крыс из сточных канав, через наш стол прошли всяческие животные.
— Ай-ай-ай!.. Я знаком с ребятами, которые стояли у вокзала Гар-о-Беф под командованием капитана Люка и лейтенанта Дезэссара. Но все равно, здешний корм паршивый.
— Ладно, матросик, оставайся при своем мнении. Но я не только ел крыс, зажаренных на собственном сале, но и пил конский бульон из каски кирасира, — продолжал, смеясь, молодой человек, его забавляло, что отвращение к дикарской еде, понятное у прочих, возникло именно у маленького парижанина. — А теперь пошли, кузнец наших несчастий! Вшивый господин, его величество Зелюко, приглашает на пир, достойный римских императоров, советую делать вид, будто у тебя слюнки текут!..
— Пир… достойный римских императоров… О-ля-ля! Ну, да ладно, я же смеюсь не над римскими императорами, а над здешними дикарями. Тоже мне, римляне!
— Месье Фрике, уважайте традиции и внутреннее устройство стран, оказывающих нам гостеприимство! Оставьте ваши республиканские убеждения при себе и, раз вы гость, чтите монархию!
— Довольно, месье, каждый остается при своих убеждениях и предпочтениях!
— К тому же вы сказали, что римские императоры тоже вкушали подобную пищу… Знаменитый Вителлий[137] приобретал в Ливии[138] за большие деньги мозги и язычки фламинго, которые, с незначительными вариациями, приготовлялись примерно так же, как здесь, и считались изысканным блюдом на пирах, и приглашенные лишь пальчики облизывали. Но это еще не все. Этот омерзительный гурман съедал целое блюдо из двух-трех тысяч соловьиных язычков, посыпанных алмазным порошком.
— Фу!.. Не нравятся мне императоры. Это выше моего разумения. Совсем недавно такое было во Франции и есть кое-где в Европе.
— Месье Фрике, вы говорите о политике, словно какая-нибудь не знающая удержу газета. Кончайте. Бросим эту скользкую тему.
— Тем более, судя по музыке, готовится необычное зрелище.
— Вот именно! Дзим… бум… бум! Нам что-то покажут…
Пока шли приготовления к пиру, Зелюко, обладавший всеми качествами гостеприимного хозяина, устроил представление, столь же невероятное, сколь и странное.
Итак, европейцы очутились на… «драматическом спектакле»! Да, мы не ошиблись: на драматическом спектакле! Театр в Экваториальной Африке!
— Очень мило. Я готов даже смириться с неограниченностью власти месье Зелюко, — заинтересованный приготовлением к спектаклю, проговорил Фрике.
— Готов! — с насмешкой произнес доктор. — Недолго же ты верен своим убеждениям! Поглядите-ка на этого реакционера!
— Ну нет! У меня в голове не реакционные мысли, а желание немножечко развлечься. Сегодня можно капельку погулять, один-то раз не в счет.
— Смотри, какой шустрый! Ладно, ты все равно парень что надо, матрос.
А! Какая разница, реакционер или революционер, но Фрике говорил, что думал. Посмотреть представление ему до смерти хотелось, и тут уличный мальчишка брал верх над исследователем и политиком.
— Неплохо работают ребята, — добавил он с видом знатока.
Наш друг решительно превращался в оптимиста, на что ему не замедлил указать Андре.
— Послушай-ка, Фрике, этот, как ты его важно именуешь, «театр», всего-навсего хижина, где, возможно, приносятся отвратительные человеческие жертвы или совершаются какие-нибудь мерзкие обряды. И стены выложены костями животных, лежат горы скелетов…
— Да, антураж[139], скажу я вам, не слишком веселенький; однако, видите, у них есть занавес, самый настоящий занавес! Не хватает лишь афиш. Зато есть буфет со всякими калебасами с пивом и простоквашей. И все бесплатно. Не хватает яблочных пирожных. Прокат биноклей!.. Антракт!.. Вечерние газеты… Рюмочку не желаете?
