Василий Ян - Нашествие монголов (трилогия)

Тысяцкий в гневе воскликнул:

– Так я и знал, что здесь уже беды натворили! Нет твердой руки! Всё князья меняются! Разве можно нынче покинуть Киев? Этакую твердыню! Идем к князю, отче. Как звать-то тебя?

– Мефодием звать. Иеромонах Мефодий, родом я из Переяславля-Залесского.

– А отец Вениамин тоже с тобою прибыл?

– Нет, преславный воевода! Отдал он Господу свою праведную душу на берегу Днепра, и там же я схоронил его иссохшее бренное тело. Сам он, умирая, просил меня об этом. Оттого я и задержался. Приехал сюда я на клячонке, ее мне дал окрещенный старшина степняков вместе с требником отца Вениамина. А святое Евангелие его заветное старшина просил оставить в память их первоучителя.

– Упокой, Господи, душу праведника, отца Вениамина в селениях райских! – сказал воевода и перекрестился. – А ты пойди к настоятелю Десятинной церкви и скажи, что я прислал тебя, воевода Дмитро. И настоятель тебя там пристроит.

Ворота уже были открыты. Передав дружиннику поводья своего рослого коня, тысяцкий пошел вперед.

Тысяцкий Дмитро поднялся по запорошенным снегом ступеням в просторные сени, где сидели несколько дружинников. Увидев своего воеводу, они вскочили и выпрямились.

Разглаживая длинные свесившиеся усы, гордый, суровый, вошел тысяцкий в гридницу. Знакомый покой – просторный, с дубовыми скамьями вдоль стен. Против двери, у задней стены, длинный стол на точеных ножках, покрытый бархатной скатертью. Как будто все по-прежнему…

Повернувшись к переднему углу, Дмитро перекрестился на образа в серебряных окладах. Три золоченые лампадки на цепочках спускались с потолка, и в них тихо мерцали неугасимые огоньки, зажженные еще ранней весной в «страстную седмицу». Несколько поставцов раньше были уставлены драгоценными блюдами, кубками, чарками, ковшами серебряными и золотыми, – многие из них передавались из рода в род, захваченные в походах. Сейчас большая часть драгоценностей была убрана.

По стенам всегда было развешано охотничье и боевое оружие. И про него много можно было рассказать: когда и в каких боях и у каких степных удальцов оно было отбито. Почему же теперь и его нет?

В гридницу стали входить призванные князем бояре и именитые люди киевские, – степенные, в дорогих кафтанах, по зимнему времени подбитых мехом. Крестясь на образа, поглаживая бороды, они кланялись тысяцкому, садились на скамьи вдоль стен и тихо переговаривались.

Из внутренних покоев вышел молодой слуга в синем кафтане, обшитом на рукавах и воротнике красной каймой. Он подошел к тысяцкому и прошептал:

– Князь сейчас в большой заботе. Повелел сказать, что выйти не может!

– Мне с тобой некогда толковать. Беги сейчас же обратно к князю и скажи, что тысяцкий Дмитро с передовых валов на Диком поле прискакал в спешке и должен с князем неотложно совет держать!

– Никак не удастся! Князь нынче в сердцах: крепко приказал его больше не тревожить.

– А ты меня не растревожь! – прохрипел Дмитро. – Беги сейчас же и поясни князю, что я жду его и не уйду отсюда! – И он с такой силой толкнул слугу, что тот ударился в дверь, за которой тотчас же скрылся.

Бояре удивленно поднялись с мест и направились к тысяцкому. Тот стоял у окна, заложив руки за спину.

– На что ты прогневался, воевода Дмитро? Поведай нам!

– Повремените немного. Не уходите! Все сейчас узнаете. Только князя Данилу дождемся.

– Скажи хоть слово одно!..

– Одно слово? – Тысяцкий окинул бояр суровым взглядом: – Война! Она летит на нас, как буря!

Бояре, пораженные, переглянулись.

– Упаси Боже! Что же это за напасть обрушилась на нас!

Двери распахнулись, и в гридницу быстро вошел князь Данила Романович, статный, красивый.

Дмитро стоял выпрямившись, сжимая рукоять меча, и смотрел на князя. А тот тихо спросил:

– Зачем прискакал? Народ полошить? Можно ли так? Если и правду грозит беда, надо ратным воеводам тайно собраться и обсудить, как поднять народ… Как собрать отряды из охочих людей и дать им смелых начальников… Почему молчишь? Теперь сбегутся горожане на вече, все будут шуметь без толку, а что мы можем сказать им в ответ?

– Да, – медленно и угрюмо вымолвил Дмитро, – надо созвать вече… И кто знает: не будет ли это вече последним вечем Киева?

– Почему последним? – сказал, отступив, пораженный князь. – Зачем пугать народ? Киев готовится к обороне и устоит против всякого врага, пока подоспеет подмога. А я уже позаботился об этом, послал гонцов с грамотами к доброжелателям нашим: королю ляшскому и королю Беле угорскому, чтобы немедля присылали нам ратную помощь.

– Так они тебе и пришлют! – воскликнули собравшиеся. – Только на себя надо полагаться!

Дверь открылась. На пороге стояла княгиня, жена Данилы, смуглая и черноглазая. Ласково прозвучал ее певучий голос:

– Что здесь за тревога? О чем спор? Зачем ты гневаешься, княже? Успокой сердце свое!

К княгине подошел тысяцкий Дмитро и низко склонился:

– Да хранит тебя Господь, княгинюшка пресветлая! Прости, что растревожил. Недобрые вести привез я из Дикого поля и должен растолковать князю Даниле Романовичу, что откладывать оборону нельзя ни на день, ни на час. Надо точить мечи, крепить стены, готовить народ к обороне.

– Уходи обратно в свой терем, Анна! – сказал князь сурово. – Не место тебе здесь.

– Позволь мне остаться тут с тобою. Я тоже хочу все знать. Если грозит беда и враг наступает, хочет захватить наш город, то жены русские станут на защиту рядом со своими мужьями и вместе будут биться за родной дом. Русская земля – моя святая родина! Успокойся, князь Данила! – Она подошла к мужу и прижалась к его плечу.

Князь Данила наконец уже более спокойно обратился к тысяцкому:

– Скажи мне, воевода Дмитро: верно ли, что столь неминуемо беда грозит Киеву?

– На Киев несется волчьим скоком, не делая передышки, сам татарский царь Батыга, со всем своим несметным войском.

Княгиня схватилась за голову, потом, овладев собой, выпрямилась и сказала:

– Княже Данило! Отчего же ты не сядешь за стол? Отчего не посадишь рядом воеводу Дмитро и не пригласишь собравшихся присесть поближе, чтобы спокойно выслушать, что нам расскажет преславный воевода?

Князь сел за стол в красном углу. С одной стороны поместилась княгиня Анна, с другой – тысяцкий. Бояре и остальные именитые киевляне уселись на скамьях вдоль гридницы. Полные тревоги, они тихо переговаривались:

– А можно ли ждать добра и какой-либо подмоги от королей ляшского и угорского? Да и станут ли они плечом к плечу вместе с нами биться против татар?

– Вот за этим-то я и спешу к королю Беле, – пояснил князь. – Ведь если мы будем бороться с татарами вразбивку, они по очереди смогут легче одолеть нас, чем если бы мы стали против них одной стеной.