— Да, вы правы, сэр, — повернулся к нему Янкель. — К нам попасть нелегко. У нас привилегированное закрытое учебное заведение. Вроде Кембриджа или Оксфорда. Слыхали о таких?
— Ребята, мы к вам не шутки шутить пришли, а по делу, — сердито сказала девчонка. — Вы можете говорить по-человечески?
— О миледи, сделайте одолжение! — воскликнул Янкель.
— Тогда слушайте! Мы хотим взять над вами шефство и помочь вам организовать в вашем интернате пионерскую дружину.
Трепливое настроение сразу оставило шкидцев.
— Шефство? — переспросил Янкель, поскребывая в затылке. — Гм. Да. Это интересно. Но, между прочим, у нас уже есть шефы — Торговый порт.
— Да? А пионеры? Почему же вам шефы не помогли организовать пионерскую дружину? Мы лично вам с удовольствием поможем.
Что мы могли сказать этой девчонке? Что мы не имеем права состоять в детской политической организации? Что мы — малолетние преступники? Что у нас детдом с полутюремным режимом?
И тут нас выручил Мамочка. Вообще-то он, конечно, совершил преступление. Он нарушил или вот-вот готов был нарушить клятву.
— Спасибо, цыпочка! — пропищал он, игриво подмигивая пионерке своим единственным глазом. — Спасибо... У нас уже есть.
Шкидцы похолодели. Все взгляды устремились на Мамочку.
— Что у вас есть? — не поняла пионерка.
— Что надо, то и есть, — так же кокетливо ответил Мамочка.
— Пионерская организация? Дружина?
Мамочка метнул растерянный взгляд на товарищей. Но сейчас на него смотрели не товарищи, а три хищных зверя.
— Я спрашиваю: у вас что — пионерская организация есть?
— Ага, — с трудом выдавил из себя Мамочка. — Вроде.
Шкидцы заволновались.
— Ребята, пошли, опаздываем, — сказал Янкель.
И, помахав пионерам рукой, он первый зашагал в сторону Петергофского проспекта.
За углом шкидцы остановились. Купец грозно откашлялся.
— Ну, Мамочка, — сказал он после зловещей паузы, — имеешь.
— За что? — пролепетал Мамочка. — Я же ничего не сказал. Я только сказал "вроде"...
Обсудив на ходу этот вопрос, мы решили, что Мамочка заслужил пощаду. Ведь, в конце концов, он и в самом деле спас нас, выручил из очень трудного положения. А кроме того, мы очень спешили в кино. И посовещавшись, мы решили проявить на этот раз снисхождение и простили Мамочку.
А дня через два наша подпольная организация самым глупым образом провалилась. Дворник Мефтахудын, обходя поздно вечером школьную территорию, заметил в развалинах флигеля бледный дрожащий огонек, услышал доносившиеся из-под лестницы глухие голоса и, решив, что в развалинах ночуют бандиты, со всех ног кинулся за помощью к Викниксору.
Таким образом вся наша маленькая организация была захвачена на месте. Ни одному подпольщику не удалось скрыться.
Мы ждали жестокой расправы. Но расправы не последовало. Тщательно обдумав этот вопрос и обсудив его на педагогическом совете, Викниксор разрешил нашей организации легальное существование.
И вот наш Юнком из темного подполья вышел на солнечный свет...
Мы получили помещение — комнату, где находился раньше школьный музей. У нас появилась своя газета. Число членов Юнкома стало расти. Были утверждены новый устав и новая программа. Был избран центральный комитет. Открылась юнкомовская читальня.
Единственное, чего мы не имели, — это формы. Даже галстуков или значков каких-нибудь у нас не было.
Но вот как-то вечером, когда мы кончали ужинать, в столовую бодрым и даже молодцеватым шагом вошел Викниксор. Уже по одному виду его можно было догадаться, что он собирается сообщить нам нечто весьма приятное.
Так оно и оказалось. Походив по столовой и потрогав несколько раз мочку уха, Викниксор остановился, внушительно кашлянул и торжественно объявил:
— Ребята! Могу вас порадовать. Мне удалось раздобыть для вас через губернский отдел народного образования двадцать пар брюк и почти столько же беретов.
— Каких?
— Куда?
— В кино?
— В какое? — загалдели шкидцы.
— Не билетов, а беретов, — с благодушной улыбкой поправил нас Викниксор. — Бархатных беретов с ленточками... И главное — представьте себе! — оказалось, что эти ленточки наших национальных цветов!
Мы дружно закричали "ура", хотя далеко не все поняли, о каких ленточках и о каких национальных цветах говорит наш президент.
— Виктор Николаевич, — сказал, поднимаясь, Янкель, — а какие это наши национальные цвета?
— Эх, Черных, Черных, как тебе не совестно, братец! — добродушно ухмыльнулся Викниксор. — Неужели ты не знаешь своего национального флага? Цвета подсолнуха: черный и оранжевый!
Мы были заинтригованы. Поднялся невероятный галдеж. Шкидцы в один голос требовали, чтобы им показали эти береты с национальными ленточками цвета подсолнуха.
Улыбаясь, Викниксор поднял руку.
— Хорошо, — сказал он. — Дежурный, поднимись, пожалуйста, наверх и попроси у кастелянши от моего имени один берет.
Через две минуты дежурный вернулся и мы получили возможность воочию лицезреть этот оригинальный головной убор. Темно-зеленый бархатный или плюшевый берет с мохнатым помпончиком на макушке был действительно украшен сбоку двумя короткими георгиевскими ленточками.
Шкидцы молча и даже с некоторым страхом разглядывали и ощупывали это удивительное произведение швейного искусства, неизвестно как и откуда попавшее на склад губнароба. После того как берет побывал на всех четырех столах и снова очутился в руках Викниксора, тот сказал:
— Таких беретов мне удалось, к сожалению, получить только семнадцать штук. На всех, увы, не хватит. Я прикинул, каким образом распределить их между вами, и пришел к такому решению... Право носить береты мы предоставим лучшим из лучших, нашим передовым, нашему авангарду — членам Юнкома.
На этот раз никто не кричал "ура", даже юнкомовцы почему-то молчали, и никто не смотрел на них с завистью. Только какой-то новичок из второго отделения, обидевшись на Викниксора, крикнул:
— А мы что, рыжие?
— Нет, Петраков, — ласково сказал Викниксор, — ты не рыжий. Но ты еще не заслужил чести состоять в организации Юных коммунаров. Добивайся этого, и в один прекрасный день ты тоже получишь право носить форму.
Это слово заставило многих из нас вздрогнуть и насторожиться.
— Виктор Николаевич, — поднялся над столом Купец, — а что, разве это обязательно?..
— Что обязательно?
— Носить эти беретики?
— Да, Офенбах... разумеется, как и всякую другую форму.
Мы ясно представили себе Купца в этом детском головном уборчике с розовым помпоном на макушке, и нам стало не по себе. У многих из нас появились дурные предчувствия. И предчувствия эти, увы, очень скоро оправдались.
