– Когда мы доберемся до дома нашего человека в Вене, мы сможем переодеться. Вам, кстати, лучше не говорить так громко: вас выдает русский акцент.
– Акцент? Какое значение имеет мой акцент, если на нас и так таращатся все и каждый? Нам вряд ли удастся быть незаметными.
– Князь Степан, я, между прочим, не хотел, чтобы в Вену ехали именно вы. Я предпочел бы поехать один. Или отправил бы кого-нибудь из ближайших подчиненных.
– Вы в своем уме? Слепой – и тот оказался бы расторопнее любого из ваших ближайших подчиненных. Кстати, даже очень расторопному человеку было бы трудно выполнить это задание в одиночку.
– Не насмехайтесь над нашей службой внешней разведки: она – лучшая в Европе, – сердито проворчал адмирал.
– Может, вы и правы, но не забывайте, что в данной операции мы многим рискуем… Когда мы уже доедем до дома вашего человека? – спросил князь Степан.
– Нам сейчас нужно выходить. Давайте-ка подергайте за шнурок, – сказал адмирал, показывая на привязанную к язычку колокольчика веревочку.
Трамвай, угрожающе лязгнув колесами, резко остановился, и двое русских проворно спрыгнули с подножки на мостовую. Князь Степан в тот же миг поморщился и схватился рукой за некогда серьезно раненную ногу.
– Черт бы побрал! – вырвалось у него.
– Не кричите, – шикнул адмирал Коснишев.
Они поднялись по длинному склону и углубились в один из районов города, не пользующихся хорошей репутацией. Здесь, на этих грязных и зловонных улицах, прозябал гнуснейший сброд Австро-Венгерской империи. На тротуарах можно было увидеть чехов, словенцев, поляков, венгров, словаков и сербов. Адмирал отыскал взглядом нужный номер дома – это было обшарпанное четырехэтажное здание. Запах блевотины и мочи ударил в ноздри двум русским аристократам. Они поднялись на верхний этаж, и адмирал постучал в дверь. Через некоторое время дверь отворилась, и на пороге появился невысокий смуглый человек с черной бородой. Он осмотрел прибывших с головы до ног, удивившись их странным нарядам, и позволил им войти. За дверью находилась большая и хорошо освещенная комната, в которой сидели и разговаривали человек шесть мужчин.
– Сербы только тем и занимаются, что болтают, а как нужно что-то сделать, они обращаются за помощью к нам, русским, – прошептал по-русски адмирал своему спутнику на ухо.
– А, два агента русской разведки, – приветствовал их, поднимаясь со стула, светловолосый голубоглазый мужчина. Он окинул взглядом вошедших, затянулся дымом из трубки и сказал своим собеседникам по-сербски:
– Похоже, нам прислали двух самых бестолковых во всей русской разведке агентов.
– Что он сказал? – спросил князь Степан у адмирала.
Тот, ничуть не колеблясь, ответил:
– Сказал, что им прислали из России двух самых лучших агентов.
– А почему они все засмеялись?
– Сербский юмор… Его разве поймешь?
– Господа, – продолжал светловолосый мужчина на прекрасном немецком, – Сербия готова пойти на что угодно ради освобождения своего народа. «Черная рука» вас сердечно приветствует.
Мадрид, 14 июня 1914 года
– Скажи мне правду. Мне необходимо знать правду.
От этих слов Алисы у Геркулеса защемило сердце. Он накрыл простыней тело своего друга на ковре его кабинета. Здесь царил беспорядок, поэтому Геркулес не стал ни к чему прикасаться, взял лишь отчет на столе. Затем сообщил по телефону о случившемся Линкольну и полиции. Еще до приезда полиции он покинул дом Манторельи и отправился на поиски Алисы по салонам, в которых она обычно бывала по вечерам. Он нашел ее дома у одной из ее ближайших подруг, но духу у него хватило сказать только то, что ее отец находится в очень тяжелом состоянии и ей сейчас необходимо пойти в дом Геркулеса, чтобы кое-что обсудить. Всю дорогу они молчали. Несколько лет назад умерла мать Алисы, и мысль о том, что ей, возможно, придется остаться на белом свете одной, приводила ее в ужас. Геркулес почувствовал, как к горлу подступил ком: его мучили угрызения совести из-за того, что он не смог предотвратить смерть друга.
Линкольн, который был в курсе произошедшего, стал расспрашивать Геркулеса о подробностях, отчего обеспокоенность Алисы возросла. И вот теперь она стояла перед другом своего отца и требовала ответа, а Геркулес не знал, что ей и сказать.
– Когда я зашел в твой дом, там было темно. Я осторожно дошел до кабинета твоего отца и заглянул в него. Там я увидел, что твой отец мертв. Ему перерезали горло. Я догнал его убийцу, но тот покончил с собой.
– Но… но кому могло понадобиться убивать моего отца?
– Профессия твоего отца была опасной – те, кто преследует преступников, наживают себе много врагов, – терпеливо объяснял Геркулес.
Алиса рухнула в кресло и залилась слезами. Дон Рамон, до сего момента стоявший в стороне с абсолютно бесстрастным видом, подошел к женщине и стал ее утешать. Линкольн замер в нерешительности: вид чужих – а особенно женских – страданий всегда приводил его в состояние замешательства.
– Смерть твоего отца связана с тем расследованием, которое мы сейчас проводим. Убийца был, по-видимому, немцем, и он, прежде чем умереть, признался, что выполнял задание некоей организации, которая ожидает пришествия нового мессии.
– Нового мессии? – переспросил дон Рамон.
– Если быть более точным, то Арийского мессии.
– Я читал нечто подобное в произведениях Елены Блаватской, – сказал дон Рамон.
– Елены Блаватской? – спросил Геркулес.
– Она очень известна в Соединенных Штатах, – сообщил Линкольн.
– Елена Блаватская – русская аристократка немецкого происхождения. Она совершила несколько путешествий по странам Востока, а затем поселилась в Нью-Йорке и основала там Теософическое общество, – пояснил дон Рамон.
– Не знал о вашем пристрастии к эзотерике, – покачал головой Геркулес.
– В последнее время я как раз собирал о ней сведения, чтобы использовать их в новом произведении. Оно, скорей всего, будет называться «Волшебная лампа».
– И о чем вы напишите? – спросил Линкольн.
– Оно будет очень отличаться от всех тех книг, которые я написал раньше. Я замыслил книгу, описывающую спиритуалистические учения и ритуалы.
– Спиритуалистические учения и ритуалы? – переспросил, нахмурившись, Линкольн.
– Вокруг нас существует спиритуалистический мир, который мы своими органами чувств воспринимать не можем, – принялся объяснять дон Рамон, обводя рукой пространство вокруг себя.
– Извините, уважаемый дон Рамон, но я считаю, что никакого спиритуалистического мира не существует, – резко возразил писателю Геркулес.
