Словен проснулся с восходом солнца. Лицо горело, будто обожженное крапивой. Прошел к реке, умылся прохладной водой. Стало легче. Присел на бережку. Утренний ветерок отгонял комаров.
Поднялась Гудни, потянулась, отгоняя остатки сна, спустилась к реке. Словен глянул на нее и едва удержался от смеха. Лицо ее опухло от укусов комаров, глаза превратились в щелки. Хотел сказать какие-нибудь язвительные слова, но сдержался.
Она умылась, стала подниматься по пологому бережку. Кинула взгляд на Словена, спросила, не скрывая ехидства:
— Князь, что с тобой приключилось? У тебя лицо оплыло!
Он не замедлил с ответом:
— А твое стало похоже на блин!
Гудни поджала губы, молча проглотила колкость.
Поели всухомятку, тронулись в путь.
Долго шли по дубовому массиву. Широкие плотные кроны едва пропускали солнечный свет, под ногами осклизлая, гнилая листва. Сумрачно, застоявшийся сырой воздух.
Гудни остановилась, тяжело дыша. По ее лицу бежал обильный пот:
— Передохнем чуть-чуть.
Словен послушался, недовольный. Любая задержка его раздражала.
Недалеко подала голос кукушка.
— Кукушка, кукушка, — негромко проговорила Гудни, — сколько лет мне осталось жить?
Птица прокуковала один раз и замолчала.
Женщина изменилась в лице и прошептала, как бы говоря сама с собой:
— Значит, герцог догонит и убьет…
Словен усмехнулся:
— Нашла кому верить — глупой кукушке.
— Это не птица. Это сам хозяин леса ее голосом говорит.
Дубовая роща оборвалась на краю холма. С его высоты виден был обширный луг, по которому текла извилистая речка. Между темными кущами деревьев, повторяя ее изгибы, плавали клубы белесого тумана; легкая дымка стелилась по траве, заполняя лагуну.
Но не красотой луга любовался Словен, остановившись ненадолго. Он размышлял над тем, как поступить дальше: то ли обойти обширный луг, но тогда потеряешь много времени, или шагать напрямик и сократить расстояние, но тогда можно попасть на глаза преследователям.
Раздумывал недолго. Поправив висевшую за спиной сумку, двинулся лугом. Нервы были напряжены до предела. Ему казалось, что кто-то издали неотрывно за ними наблюдает, следит за каждым их шагом, что вот-вот из-за какого-то куста вылетят стрелы. Не выдержав напряжения, он дважды оглянулся, но никого не было видно, только Гудни торопливо шла за ним.
Лишь войдя в березовую рощу, он вздохнул свободно. Если благополучно преодолели такое широкое открытое место, значит, погоня от них далеко, а скорее всего она их потеряла.
Среди берез идти было легко и радостно. Немного мешали кустарники и низкорослые деревца, но дышалось легко, почва была травянистая, мягкая.
Потом пошел смешанный лес, все гуще и гуще. Вдруг среди тишины Словен услышал громкий призывный крик тетерева. Он постоял немного, прошел шагов пятьдесят. Крик повторился, и так близко, что он надеялся увидеть птицу. Но густые листья скрывали ее.
Он ждал. Вот в чаще послышались сначала храп, потом тревожный хрип, затем шуршание крыльев.
И тут над деревьями почти вертикально поднялась огромная птица. Словен выждал, пока она, завершив подъем, полетела над ним, пустил стрелу.
К его ногам упал черно-серый тетерев с голубыми, зелеными и лиловыми переливами перьев.
— Какой красавец! — проговорила Гудни. — Зачем ты его убил?
Ее слова неприятно задели его, еще не остывшего от охотничьего азарта.
— Испечем в углях на ужин, — едва сдерживая раздражение, ответил он.
— У нас есть еда…
— Она тебе не надоела?
— Надоела, конечно. И все же…
Словен поднял птицу и, ни слова не сказав, двинулся дальше. Он шел так быстро, что она скоро отстала. Он видел это, но не сбавлял хода. Он не хотел видеть ее рядом — с вечными придирками, со стремлением делать поперек — и в словах, и в поступках. Когда, наконец, закончится этот путь и они расстанутся?..
Вдруг раздался крик. Он оглянулся. Гудни лежала на земле. Он подошел к ней. Вид ее был жалкий. Она прислонилась спиной к поваленному дереву и рукой держалась за ногу, на которой краснела большая ссадина.
— Ну и как ты умудрилась упасть? — довольно бесцеремонно спросил он.
— Сама не знаю. Стала перешагивать через бревно, споткнулась… А дальше не помню. Увидела, что лежу на земле.
Словен склонился над ногой, осмотрел ее внимательно, произнес неуверенным голосом:
— На перелом вроде не похоже…
— Болит сильно. Ломит.
Ссадина вспухла, наливалась синевой.
— Шагать сможешь?
— Попробую.
Он помог ей встать, осторожно повел, поддерживая одной рукой; в другой держал добычу. «Тащу двух глухарей», — хотел пошутить он, но не стал. Сказалась детская привычка: лежачих не бьют…
Часа через два вышли к одинокой избушке. Возле нее никого не было.
— Не надо заходить, боюсь я, — проговорила Гудни, невольно прижимаясь к Словену. — Там, наверно, живет какой-нибудь нечистый дух или злой колдун.
— Да нет, это обычный охотничий домик. Сейчас скорее всего в нем никого нет. Наведываются в него промысловики, ночуют, забивают зверье и дичь, а потом расходятся по домам.
— Хорошо бы так. Но боязно…
— Хочешь снова ночевать с комарами? — улыбнулся он.
Она жалобно взглянула на него и ничего не ответила.
Они вошли вовнутрь. Сквозь маленькое оконце, закрытое бычьим пузырем, лился слабый свет. Земляной пол был утоптан до твердости камня. Потолок был черен от копоти, а по стенам висели связки чеснока, лука и маленькие окорочка сухого копчения, запах их витал в воздухе, смешиваясь с ароматом горохового супа. Возле окошечка стоял стул и маленькая скамейка, в углу торчал чурбак, к противоположной стене была приткнута широкая лежанка.
Возле очага возился старик в длинной черной одежде. На скрип двери он не обратил внимания и продолжал ложкой помешивать варево в глиняном горшке.
— Доброго здоровья, отче, — приветствовал Словен его с порога. — Позволь остановиться на ночь двоим странникам.
Старик, не оборачиваясь, ответил глухим голосом:
— Стая волков гонит оленя и лань по лесу. Но не знают волки, что клыки вепрей скоро вспорют им животы и развеют по ветру.
Произнеся эти слова, старик вынул из очага горшок, поставил на стол, положил деревянные ложки:
— Садитесь, страстотерпцы, и отведайте мою нехитрую еду.
Был он высок, худ, с косматой седой бородой и волосами, лицо узкое, с длинным носом, взгляд чистый, прозорливый.
Словен скинул сумку, положил в угол. Они уселись на скамейку, старик притулился на чурбаке. В горшке был гороховый суп, приправленный копченым мясом.
