– Выйди вон!
Так утвердился Селезнев в Шкиде…
2
Для Гришки и Леньки дисциплина коллектива оказалась тягостной. Им скоро наскучило работать в юнкоме. Ленька уже успел провороваться. Гришка бузил и занимался производством порнографических открыток. Книги, пожертвованные ими в читальню, они взяли обратно, чтоб загнать на рынке. На лекциях хулиганили, подсмеиваясь, курили, не обращая внимания на постановления общих собрании, а когда им делали замечания, покрикивали:
– Ну, ну, молчи!… Не твое дело учить членов Цека…
Наконец у "членов Цека" потребовали объяснений. Гришка и Ленька дать их отказались. Состоялось собрание, и они ушли из организации.
Ушли озлобленные, с желанием отомстить.
На завтра на стене в столовой уже висела вновь родившаяся газетка "День", где Ленькиным фельетоном "Коллектив матерых матерщиков" против Юнкома открывалась кампания… Наряду с этим Гришка склонил Леньку вступить в его предприятие, носившее громкое название "Шкидкино", где предполагался "прокат порнографических туманных картин собственного производства…". Предприятие оказалось выгодным. Друзья бойко заторговали, но зато много шкидцев уже через несколько дней были кругом в долгу у ловких предпринимателей…
А Юнком медленно переживал кризис. Вначале казалось, что уход двух шкидцев, учредителей коллектива, развалит всю организацию, — на это и били ушедшие, об этом злорадно писал "День".
Но Юнком оправился, пополнился новыми членами; вместо громоздкого и медлительного "Ц. К." учредили президиум из троих человек: Иошки, Дзе и Сашки. А оправившись, — обрушился на врагов.
Первым своим постановлением обновленный коллектив прикрыл "Шкидкино", лавочку похабщины, которая окончательно превратилась теперь в гнездо вымогательства и ростовщичества.
Оставшиеся без доходов редактора, доведенные этим до бешенства, с новой силой ударили по Юнкому…
Коллектив решился и здесь. Многим, правда, было жалко расправляться с бывшими товарищами, но — так было нужно…
И в газете "Юнком" появилось обращение президиума:
"Юнкомы! Пора знать и действовать объединенно! Нельзя молчать в то время, когда твой коллектив изо дня в день систематически обливают помоями! Осколок нашего коллектива, пара саботажников, срывавших работу и с позором изгнанных, теперь осмеливаются оплевывать ту организацию, откуда их выставили. В своей газете они открыли травлю против Юнкома, организуя вокруг себя всю шипящую на коллектив сволочь, всех врагов дисциплины и общественности, всех, срывающих нашу работу.
"Довольно молчать Пусть вся школа знает, что это за птицы…
Бесшабашный срыв лекций, ломанье стульев, курение в клубе и постепенное превращение его в хлев и ночлежный дом — вот краткий перечень "развлечений" этих господ. Когда шли лекции, они кричали, возились, в читальне из стульев и плакатов устраивали крепости, которые тут же брались штурмом. Если их просили успокоиться, Еремеев кричал: "Выйди вон! Я — член Цека и помощник заведующего клубом". В дни основания Юнкома было постановлено устроить читальню, и Белых и Еремеев рьяно принялись за ее организацию, но в один прекрасный день коллектив нашел свои шкафы пустыми, потому что книги были разворованы и проданы этими шкидцами на рынке. На стене висели "правила пользования клубом", а в самом клубе школа могла наблюдать бой на книгах и игру на биллиарде развеселившихся членов Цека…
"Теперь они клянутся в своей газетке перебить всех Юнкомов и называют их подлецами и накатчиками. Помнится, когда в первые дни Юнкома Еремеев прекращал азартные игры, Белых не называл его подлецом и накатчиком. Но теперь они оба, объединившись, затянули эту мрачную песню после того, как получили по рукам.
Довольно!… Мы — коллектив школьного строительства, и не позволим срывать нашу работу подвывалам из "Дня"… Зарубите это себе где угодно, г.г. Белых и Еремеев… Революция не терпит предателей и сметает с дороги всех, кто ей мешает. Запомните это покрепче.
Президиум коллектива Юнком".
Экстренный выпуск "Дня" смог опять ответить на это обращение только бранью и обещанием переколотить всем морды. Но даже и этому никто в Шкиде уже не верил, и "День" кончился так же внезапно, как и начался. Его редактора, в конец скомпрометированные, без друзей, без доверия, без надежд, махнули на все рукой, мечтая только собрать денег и уехать на юг, на кинофабрику к Перестиани.
В ноябре, вскоре после этой склоки, с бывшими юнкомцами случилось еще одно и последнее несчастие: они засыпались с казенными американскими одеялами.
Это было темное дело, и никто не мог поручиться, Ленька ли с Гришкой тиснули одеяла, или у них украли. Викниксор не стал разбираться в подробностях и, будучи скор на расправу, вышиб обоих приятелей.
В другое время их уход был бы событием, но сейчас он прошел незаметно. Правда, на прощанье старым шкидцам стало грустно, но к вечеру уже все забылось и смешалось. Да и не было времени грустить, надо было работать, надо было готовиться к очередному учету.
Из кризиса Юнком вышел необычайно окрепшим и сильным. Бои с врагом сделали его уверенным и настойчивым. Ему уже тесно становилось в рамках внутришкольной организации и поэтому, когда заговорили об учете, коллектив решил выступить тоже.
Учеты бывали два-три раза в год. Шкиде они заменяли и экзамены, и выпуски, и акты, словом все, что может быть торжественного в учебе. Обычно устраивалась грандиозная выставка, перед гостями демонстрировали знания и достижения ребят, выступали ученики и педагоги, и отчитывалось школьное самоуправление…
На этом учете три четверти всего времени было посвящено Юнкому, настолько заполнил он собою шкидную жизнь. Были прочитаны доклады, устав, демонстрировались диаграммы, плакаты и наконец здесь, на учете, произвели выпуск политшколы коллектива, занимавшейся под руководством Иошки.
Гостей ошеломил этот фейерверк достижений, и никто не был удивлен, когда инспектор в ответной, посвященной юнкомцам, речи сказал:
– Если до сих пор мы воздерживались от организации у вас ячейки РКСМ, то теперь вы достойны ее… Вы заслужили право называться комсомольцами, и верьте нам, мы приложим все усилия, чтобы у вас был не коллектив "Юнком", а коллектив Коммунистического союза молодежи".
Этого Викниксор не ожидал…
3
Вечером после учета юнкомы отправились в общество Старый Петербург на лекцию… Впереди, размахивая руками, стремился Дзе с Воробьем и Голым, за ним Иошка и Сашка.
Шли по Садовой. Желтки фонарей плавали, отражаясь на мокрых панелях, по желобам струилась вода и порывистый осенний ветер бросал в лицо дождевые капли.
