— Невозможно, отец. Он держит лошадь господина Анри де Норуа, запряженную в тильбюри, а это вам не какая-нибудь кляча, которую можно оставить без присмотра.
И в самом деле, в проеме двери, выходившей во двор, был виден грум ростом с кулачок, который, поднявшись на цыпочки в своих сапогах с отворотами, держал под уздцы прекрасную гнедую лошадь, запряженную в элегантное тильбюри.
За свой малый рост грум заслужил от насмешника Мартино прозвище «Крошка Том».
— Что ж, — заметил Баке, которому не терпелось вернуть свой нож и который, впрочем, и по природе своей был весьма любезным человеком, — я пойду подержу лошадь господина Анри.
И, преодолев четыре ступени, ведущие вниз из кухни во двор, он распорядился:
— Ну-ка, юный гроом, — он произнес это слово так, как оно пишется, — ступайте на помощь господину Мартино, он вас зовет.
— Да, come here! note 3, — подхватил папаша Мартино, слышавший, что так подзывал мальчика его хозяин, и видевший, как, услышав эти два слова, мальчик поспешно подбегал к нему.
— Here I am, sir, note 4 — весело ответил маленький человечек, вручая поводья папаше Баке.
— Ты вытаскивать нож из бедра Фигаро, — сказал Мартино, исчерпав весь свой запас слов английского языка и заменив его неким ломаным негритянским наречием.
— I do not understand note 5, — ответил грум, глядя на Мартино понятливым, но вопрошающим взглядом.
— Том вам говорит, что он не понимает, чего вы от него хотите, отец, — крикнул от своей плиты, продолжая помешивать подливку, Огюст, который запомнил несколько английских слов, подхваченных им у приезжих с противоположной стороны Ла-Манша, не говоривших по-французски.
Затем он прокричал груму:
— Under the bet!
Том понял, что это должно было означать «Под кровать!», хотя Огюст, изъясняясь на своем надуманном английском, заменил в слове «bed» «d» на «t».
В итоге Том все же нырнул под кровать, увидел нож, наполовину торчавший из бедра Фигаро, с которым он был в лучших отношениях, рассудил, что ляжка собаки не самые подходящие ножны для этого предмета, взялся за его рукоятку и потянул на себя, издав тот победный клич, какой английский жокей издает по всякому поводу:
— All right! note 6
Фигаро ответил на этот победный клич болезненным поскуливанием, но при этом не перестал грызть кость окорочка, мясо которого уже исчезло.
Папаша Мартино забрал нож из рук Тома, и тот, отряхиваясь, вернулся на свое прежнее место и взял поводья из рук кума Баке.
— Вот ваш шпиговальный нож, куманек, — сказал хозяин «Золотого креста», возвращая колбаснику его оружие, предварительно тщательно вытерев лезвие о свой фартук.
— А вот и бутылочка первоклассного бонского, — произнес Огюст, ставя на кухонный стол бутылку бургундского и два стакана.
— Черт возьми! — промолвил Баке, засовывая нож за пояс своего фартука, в то время как папаша Мартино, разливая вино, до краев наполнил стакан кума и лишь до половины собственный. — Черт возьми! Раз вы решили отделаться от Фигаро, вам непременно нужно всучить его господину Анри; это славный молодой человек, и он позаботился бы о вашем псе, каким бы старым тот ни был.
— Вы прекрасно знаете, кум, что господин Анри не охотник.
— Ну так что же, тогда господину Мадлену. Уж про него-то вы не скажете, что он не охотник. Этот молодец на вскидку одной пулей разрезает белку надвое в тот миг, когда она перепрыгивает с одного дерева на другое.
— Я уже говорил с ним об этом, но он ведь отлично знает этого разбойника Фигаро! Впрочем, это не помешало бы ему взять собаку к себе, если бы у него не было уже целой своры, ведь господин Мадлен также признает, что в лесу и на равнине Фигаро — ловкая бестия. И послушайте, разве однажды, — продолжил папаша Мартино, понизив голос, — охотясь ночью в одиночку, Фигаро не удушил великолепную косулю? Он прибежал сюда весь в крови. Я сказал Огюсту: «Он что-то натворил в лесу, проследи-ка за ним». Огюст пошел за псом, и тот привел его прямо к косуле, у которой Фигаро успел съесть лишь шею и лопатку, так что нам удалось спасти филейную часть, переднюю ножку и две ляжки. Все это произошло на лесном участке папаши Боше, который проведал об этом и предупредил меня, что если он увидит Фигаро, охотящегося в лесу, одного или с кем-нибудь, то убьет его как бешеного волка. Слышишь, Фигаро, тебя предупредили. Веди себя хорошо!
В эту минуту послышалось щелканье бича, возвещающее, что дилижанс, которого ждали, как раз заворачивал за угол Суасонской улицы.
При этих звуках папаша Мартино поспешил чокнуться с кумом Баке и опустошить свой стакан в то время, как Том, выезжая на тильбюри со двора на улицу, прижался поближе к ограде, освободив всю мостовую для проезда тяжелой кареты, и та с оглушительным грохотом колес, громом цепей и хлопаньем кнута остановилась перед дверью гостиницы «Золотой крест».
Едва только дилижанс встал, Левассёр спустился с кабриолета, чтобы открыть г-ну Пелюшу и мадемуазель Камилле дверцу купе.
За ним вниз спустился г-н Анри, приветствуемый радостными возгласами Тома.
Молодой человек, может, случайно, а может, и преднамеренно оказался на земле как раз в ту минуту, когда Камилла, увидев, что дверца с ее стороны открыта, легко, как трясогузочка, спрыгнула на мостовую. Девушка мгновенно смутилась, оказавшись лицом к лицу с молодым человеком, воспоминания о котором волновали ее всю ночь, и быстро отвернулась. Господин Анри прошел вперед, чтобы помочь г-ну Пелюшу, менее проворному, чем дочь, выйти из дилижанса.
Эта учтивость молодого человека, как мы уже видели, была вовсе не по вкусу г-ну Пелюшу, так что, ворча, он вылез наружу самостоятельно. Видя это, г-н Анри почтительно приветствовал обоих путешественников и, убежденный — к своему большому огорчению, — что нет такого средства, чтобы завязать беседу с этим медведем, кого судьба дала в отцы газели, он повернулся к Тому и по-английски спросил его:
— All are well down there?
— Yes, sir, — ответил ребенок, — all right!
— And so let us away, — продолжил молодой человек, беря поводья из рук грума и усаживаясь рядом с ним с явной досадой.
Приподняв фуражку, чтобы в последний раз попрощаться с обоими путешественниками, он негромким щелканьем языка заставил лошадь тронуться с места, и та пустилась крупной рысью по дороге, которая раздваивалась в полукилометре от гостиницы «Золотой крест»: одно из ответвлений вело к Новому дому на суасонской дороге, а другое — к деревне Данплё и далее к ферме Вути, куда г-н Пелюш направлялся инкогнито, чтобы застать врасплох своего друга Мадлена.
— Что сказал этот господин по-английски своему слуге? — спросил г-н Пелюш у Камиллы.
