– Может, мы купим хорошую кофейную ферму в Ньясаленде или на склонах Килиманджаро. На равнинах Серенгети еще есть большие стада диких животных. Мы будем охотиться и работать на ферме.
Манфред покорно слушал, но лицо его затуманилось.
Как сказать? Как он может сказать: «Папа, я не хочу уходить в чужую землю. Я хочу остаться здесь»?
Он долго лежал без сна, когда все остальные уже храпели и костер догорел до угольев, и думал о Саре, вспоминал ее бледное лицо эльфа, залитое слезами, и горячее худое маленькое тело под одеялом рядом с ним. «Она мой единственный друг». Его вернул в действительность странный и тревожный звук. Он доносился снизу, с равнины, но, казалось, расстояние не способно было лишить его грозной силы.
Отец негромко закашлялся и сел, спустив одеяло до пояса. Ужасный звук повторился, поднявшись до немыслимого крещендо и утихнув чередой глубоких рыков, как предсмертный рев умирающего чудовища.
– Что это, па?
Волоски на шее Манфреда встали дыбом, кожа зудела, словно он обстрекался крапивой.
– Говорят, даже самый храбрый человек пугается, когда впервые слышит этот звук, – тихо ответил отец. – Это охотничий рев голодного калахарского льва, сынок.
* * *
На рассвете, когда они спустились с холма и вышли на равнину, Лотар, шагавший впереди, вдруг остановился и подозвал Манфреда.
– Ты слышал голос, теперь можешь посмотреть на след.
Он наклонился и коснулся отпечатка лапы размером с суповую тарелку, глубоко вдавленного в мягкую почву.
– Старый maanhar – одинокий, старый раненый самец. – Лотар провел по очертаниям отпечатка. В последующие месяцы Манфред не раз увидит, как он это делает. Отец всегда касался следа кончиками пальцев, словно извлекал из него тайны. – Посмотри, какие гладкие, стертые ступни и как он ходит, перенося тяжесть на задние лапы. Бережет переднюю правую, искалеченную. Ему трудно находить пищу. Может, поэтому он держится близко к ранчо. Скот убивать легче, чем диких животных. – Лотар протянул руку и снял что-то с нижней ветки колючего куста. – Вот, Мэнни. – Он положил на ладонь Манфреда клочок жесткой рыже-золотой шерсти. – Он оставил для тебя прядь из своей гривы.
Лотар встал, перешагнул через след и повел всех вниз по орошаемому старыми артезианскими скважинами широкому углублению, где росла густая зеленая трава высотой по колено. Здесь они встретили первые стада скота, горбатого, с подгрудками, свисающими почти до земли, лоснящегося в лучах раннего солнца.
Жилой дом ранчо стоял на самом высоком месте за источниками, на плантации экзотических фиговых деревьев, вывезенных из Египта. Это был старый колониальный германский форт – наследие войны 1904 года с гереро, когда всю территорию охватило восстание против расширяющегося немецкого господства. Даже черные племена бандель и нама присоединились к гереро, и потребовалось 20 тысяч белых солдат и расходы в 60 миллионов, чтобы подавить мятеж. К этой цене нужно добавить две с половиной тысячи убитых немецких офицеров и солдат и 70 тысяч мужчин, женщин и детей из племени гереро, расстрелянных, сожженных и погибших от голода. Число жертв составило почти семьдесят процентов всего племени.
Поместье первоначально было пограничной крепостью, построенной, чтобы сдерживать отряды гереро. В его выбеленных толстых внешних стенах темнели бойницы, и даже на центральной башне были бойницы и флагшток, на котором и теперь гордо развевался флаг с германским имперским орелом.
Граф издалека увидел их, идущих по пыльной дороге мимо источников, и послал за ними слугу.
Он годился Лотару в отцы, но был по-прежнему высок, строен и силен. В углу рта белел шрам, полученный на дуэли, манеры были церемонные, в духе минувших дней. Сварта Хендрика он отправил в крыло для слуг, а Лотара и Манфреда провел в прохладный, сумрачный центральный зал, где графиня уже приготовила черные бутылки с добрым немецким пивом и кувшины с домашним имбирным элем.
Пока гости мылись, слуги унесли их одежду и спустя час вернули ее, выстиранную и выглаженную, а обувь начистили до блеска. На обед подали жирный говяжий филей в собственном ароматном соку, а запивали это блюдо великолепными рейнскими винами. К безграничной радости Манфреда, далее последовали десятки разнообразных пирогов с ягодами и фруктами, пудингов, печенья с сахаром; а для Лотара величайшим наслаждением стала цивилизованная беседа с хозяином и хозяйкой. Какое удовольствие говорить о книгах и музыке и слышать безупречный немецкий язык хозяев!
Когда Манфред больше не мог съесть ни ложки и обеими руками прикрывал рот, зевая, одна из служанок-гереро отвела его в его комнату, а граф налил себе и Лотару шнапса и принес коробку гаванских сигар. Графиня тем временем занялась серебряным кофейником.
Когда его сигара раскурилась, граф сказал Лотару:
– Я получил письмо, отправленное вами из Виндхука, и очень расстроился, узнав о ваших неприятностях. Времена для всех нас очень тяжелые. – Он протер рукавом свой монокль, прежде чем приставить его к глазу и снова посмотреть на Лотара. – Ваша мать была настоящая дама. Нет ничего, чего бы я не сделал для ее сына. – Он помолчал, затянулся, тихонько улыбнулся от удовольствия и сказал: – Однако…
У Лотара испортилось настроение: это слово – всегда предвестник отказа и разочарования.
– Однако за две недели до вашего письма к нам на ранчо приехал офицер, покупать лошадей для армии, и я продал ему всех лишних животных. Оставил только необходимое для собственных нужд количество.
Хотя Лотар видел, что на свежей траве вокруг ранчо пасутся не меньше сорока отличных лошадей, он понимающе кивнул.
– Конечно, у меня есть пара превосходных мулов – крупные, сильные животные. Я мог бы отдать их вам по номинальной цене, скажем, пятьдесят фунтов.
– За пару? – почтительно спросил Лотар.
– За каждого, – твердо ответил граф. – Что касается другой вашей просьбы, я сделал своим твердым правилом никогда не давать взаймы друзьям. Таким образом я не теряю ни друзей, ни деньги.
Лотар пропустил эти слова мимо ушей и вернулся к предыдущему замечанию графа.
– Этот армейский офицер покупал лошадей во всех поместьях округи?
– Думаю, он купил не меньше ста лошадей. – Граф испытывал явное облегчение от того, как по-джентльменски Лотар принял отказ. – Все великолепные животные. Его интересовали только лучшие, привыкшие к пустыне и просоленные против болезни.
– И он отправил их на юг по железной дороге.
– Еще нет, – покачал головой граф. – Во всяком случае, когда я в последний раз об этом слышал, он их еще не отправил. Он держит их у реки Свакоп, за городом, дает им отдохнуть и набраться сил перед дальним путешествием по железной дороге. Я слышал, он собирается их отправить, когда наберет сто пятьдесят голов.
