Больная хоть открыла глаза, но, однако, не могла еще говорить, и доктор движением руки попросил ее не делать таких попыток.
— Успокойтесь, сударыня, — сказала Фульмен, — вы здесь в безопасности, у ваших друзей…
Молодая дама, прелестная блондинка лет двадцати семи, с удивлением осматривалась вокруг, как бы спрашивая, как могла она очутиться здесь, в этом незнакомом месте.
Спальня Фульмен, как легко догадаться, была шедевром роскоши и аристократического вкуса. Каждая вещица, каждая мелочь в украшении свидетельствовали об изящном вкусе хозяйки. Эта обстановка обратила на себя внимание молодой женщины.
«Где же я?» — спрашивала она себя мысленно, оглядывая вещи, окружавшие ее, доктора и Фульмен.
Несмотря на душевные страдания и бледность, которая покрывала ее щеки, Фульмен сохранила свою поразительную величественную красоту, прелестные очертания лица, умное и энергичное выражение, которое пленяло даже женщин. Она села у изголовья молодой незнакомки и спросила ее:
— Вы мне позволите, сударыня, раскрыть записную книжку, которая выпала из вашего кармана, когда вас раздевали. Быть может, я найду там ваши визитные карточки и буду иметь возможность дать знать в ваш дом, что вы здесь…
Молодая женщина пыталась заговорить. Фульмен жестом и улыбкой умоляла ее не делать этого. Она взяла книжку и раскрыла ее. Действительно, там хранились визитные карточки, на которых было напечатано:
«Графина д'Асти.
Улица Маделен, 15».
Фульмен позвонила.
— Идите, — приказала она лакею, — на улицу Маделен и спросите… — она повернулась к больной, — графа д'Асти… Вы скажете ему…
Но молодая женщина, сделав отчаянное усилие, прервала Фульмен словами:
— Мой муж в отсутствии… Я здесь одна с кучером, выездным лакеем и горничной. Бесполезно предупреждать их.
Танцовщица наклонила голову в знак согласия и снова села у изголовья постели. Доктор прописал больной успокоительное питье и удалился. Когда Фульмен провожала его, он спросил ее:
— Как, разве вы в Париже?
— Меня нет здесь даже для вас, любезный доктор, — ответила Фульмен с грустной улыбкой.
— Ого! — протянул доктор, глядя на нее испытующим и глубоким взглядом человека, привыкшего искать нравственные причины в физических страданиях. Фульмен опустила глаза и покраснела.
— Милая моя, — проговорил доктор с улыбкой, — ведь не спрятали же вы его здесь?
— Что такое? — спросила Фульмен. — О ком вы говорите?
— О нем.
Она попыталась рассмеяться.
— Не понимаю, — сказала она, пожав плечами.
— Было бы жаль, — продолжал доктор, — если бы такая красивая особа, как вы, в один прекрасный день влюбилась и, как падающая звезда, исчезла для света… заперлась бы наедине со своим избранником.
— Доктор, — серьезно заметила Фульмен, — того, кого вы называете моим избранником, здесь нет. Я одна и не желаю никого видеть.
Голос танцовщицы, когда она сказала это, был полон такой печали, что доктор молча пожал ей руку и ушел. Он понял, что Фульмен хотела сохранить свою тайну.
Танцовщица возвратилась к графине д'Асти, у которой уже началась лихорадка и которая не могла говорить.
Фульмен послала к ней в дом предупредить лакея и горничную, чтобы они не ждали возвращения хозяйки. Затем она расположилась было провести ночь подле больной, испытывая ту радость, которая дает всякое, хотя бы мимолетное, волнение людям, чья жизнь сделалась такой печальной и безнадежной, какою стала жизнь Фульмен. Но случай распорядился иначе.
Когда било девять часов, Фульмен услыхала, что у ворот ее дома остановилась карета. Она подумала сначала, что это просто какой-нибудь посетитель. Но Фульмен ошиблась. Камердинер вошел с докладом.
— Господин полковник, сударыня.
— Полковник! — воскликнула Фульмен, и ею на минуту овладели страх и беспокойство. — Он никогда не бывает здесь… Значит…
Ей пришло в голову, что Арман умер… и в крайнем беспокойстве она бросилась навстречу полковнику. Полковник Леон был совершенно спокоен, почти весел.
— Арман здесь с утра, дитя мое?
— Здесь?
— Полковник подмигнул глазом.
— Он велел мне ехать за вами, но, наверное, сам предупредил меня… Я пройду к нему.
— К нему? — повторила Фульмен, изумление которой достигло крайней степени.
— Да, — повторил полковник, — к нему… С сегодняшнего утра он совсем изменился. Захотел вернуться в Шальо… Он любит вас…
Они обменялись этими словами на пороге гостиной перед спальней Фульмен. Молодая женщина прислонилась к стене, чтобы не упасть.
— Ах, — прошептала она, — вы убиваете меня…
— Я приношу вам счастье, — ответил полковник, которому было хорошо известно, как сильно Фульмен любит его сына. — Идемте, идемте… он уже вернулся, вероятно… Он обедал на Бульваре, милое дитя.
И старик торопил Фульмен:
— Возьмите шаль и шляпу… и едемте скорее…
Фульмен, ничего не понимавшая из отрывочных фраз бедного отца, вернулась в спальню, где спала графиня д'Асти. Она уже не колебалась: она накинула на плечи шаль и последовала за полковником.
— В Шальо! — крикнул тот кучеру.
Полковник, по-видимому, был чрезвычайно доволен. Пока карета ехала в Шальо, он все время держал ручки Фульмен в своих руках, нежно пожимая их.
— О, вы-то любите его, не правда ли? — спрашивал он ее. — Любите ли вы его, мое милое дитя?
— Люблю ли я его! — воскликнула Фульмен. — Неужели вы можете еще спрашивать?
— Вы вылечите его, не правда ли?
— Увы! — вздохнула Фульмен. — Буду ли я в силах. И она начала подробно расспрашивать старика. Но полковник ограничился несколькими словами.
— Подождите, подождите, — твердил он, — вы сейчас увидите его самого!
Они подъехали к крыльцу прелестного отеля, где Арман провел столько счастливых дней. В окнах нижнего этажа не было ни огонька.
— Арман еще не вернулся, — заметил полковник, — для первого выезда он поступает недурно… хе, хе!
Кучер позвонил. В дверях появился старый Иов.
— Как! — воскликнул он. — Это вы, полковник?
— Я.
— Где же господин Арман? Вы видели его?
— С сегодняшнего утра нет.
— Как! — воскликнул Иов. — Ведь Роб-Рой вернулся.
— Он прислал его?
— Да.
— С кем же?
— Не знаю, — ответил Иов. — Меня не было дома. Его принял грум, а теперь грума нет, он вышел за час до моего возвращения.
Полковник выскочил из экипажа и, движимый странным предчувствием, направился к конюшне. Роб-Рой стоял, опустив голову и вытянув шею, как лошадь, уставшая до изнеможения. Полковник дотронулся рукою до спины лошади и заметил, что она вся покрыта пеной. Внимательно осмотрев Роб-Роя, он увидал, что он сплошь покрыт грязью и что эта грязь не черного цвета, как это бывает на больших дорогах.
