— Но Анри красивее, — простодушно заметил малыш.
— Я? — довольно спросил Генрих Анжуйский.
— Я? — ревниво переспросил Генрих Лотарингский.
Беарнец озадаченно взглянул на Гиза, на Анжу, и Жорж-Мишель подумал, что зря ел персик — яблоко раздора его родственников все равно не миновало. Но, с другой стороны, должен же он был подкрепить силы!
— Ну что вы привязались к малышу? — недовольно фыркнул граф. — Он вас обоих красивыми назвал. Вот меня никто красивым не называет…
— Хочешь, я назову? — предложил маленький Бурбон.
— Вот еще! — шевалье Жорж-Мишель передернул плечами. — Мужчина не обязан быть красивым. Мужчина должен быть галантным. Ладно, доедайте скорей и складывайте мусор в корзину. Мне пора.
Когда граф де Лош спустился в ров Лувра, звезды высыпали на небосвод, а в Париже давно был дан сигнал к тушению огней. Юноша рассеянно отшвырнул корзину и отправился мечтать, грезить о «своей Анжелике» и ждать. Ибо ожидание и есть главное испытание любви.
Глава 8
Как хорошо иметь две тетивы на одном луке
Набожная красавица исполнила обещание, и «маленький паладин Ролан» был осчастливлен вторым свиданием. А потом третьим. И четвертым. И пятым. Бывало, дама приглашала Жоржа-Мишеля по два раза на дню, и тогда ему немало времени приходилось выстаивать на коленях, вымаливая у Всевышнего прощение за грех сладострастия, но граф полагал, что молитвы не такая уж страшная расплата за счастье. А молодой человек был счастлив. Счастлив до такой степени, что забыл о короле, королеве-матери, кузенах и экзамене.
Нет, об экзамене шевалье помнил, ибо это был прекрасный предлог объяснявший родственникам, фрейлинам и всем любопытным частое отсутствие молодого человека. Если бы дама позволила, Жорж-Мишель проводил бы у нее дни и ночи напролет, но набожность красавицы неизменно удерживала его от подобной распущенности. Однако когда экзамен все же наступил, юноша отвечал так вяло и рассеянно, что неминуемо угодил бы под замок на хлеб и воду, пребывай королева Екатерина в прежнем гневливом настроении. Нельзя сказать, чтобы Жорж де Лош не знал урок — просто ему очень хотелось спать. Мягко пожурив юношу за недостаточные старания, королева-мать отпустила мальчика восвояси, и шевалье пошел отсыпаться — ночью у него было свидание.
Пока молодой человек спал, совершенно не чуя беды, королева Екатерина созвала фрейлин и строго осведомилась, кому из них пришла в голову мысль отвлечь графа де Лош от занятий. Девицы удивленно переглянулись.
— Но, мадам, — осмелилась заговорить мадмуазель дю Руэ, — эти дни мы вовсе не видели графа. Он посвятил все свое время урокам.
— Пошли вон, дуры, — весьма нелюбезно скомандовала королева и перепуганные, ничего не понимающие фрейлины унеслись прочь.
Екатерина задумалась. Ее забота в отношении графа де Лош не отличалась бескорыстием, а диктовалась интересами любимого сына. Как бы знатен ни был Жорж де Лош, он был сыном младшего сына из младшей ветви прославленного рода и в силу этого мог стать самым верным слугой Генриха, его самым почтительным другом. И все же, чтобы сделать из легкомысленного юнца друга и слугу Анжу, королева должна была знать о молодом человеке все, ибо только знание способно управлять людьми. И вот ведь, несчастье, у юного графа появилась любовница, а она об этом даже не подозревала.
Ее величество не любила придаваться бесплодным сожалениям и через пару часов после злополучного экзамена несколько весьма ловких по мнению королевы-матери особ получили указание разведать имя гадюки, посмевшей пленить графа де Лош. Среди ловких особ оказалась и бывшая супруга Франсуа де Монморанси. С ней Екатерина разговаривала дольше всех, так как была уверена, что соблазнительница принадлежит к прежним подругам Жанны.
— Нет-нет, милочка, это не юная вертихвостка, а женщина зрелая и опытная, а, следовательно, опасная, — твердила королева, беспрестанно расхаживая по комнате, как с ней случалось только в минуты самых сильных душевных переживаний. — Какая-нибудь новоявленная Диана де Пуатье. Что, если она вздумает использовать графа, только чтобы подобраться к дофину?!
— Мадам, Всевышний не допустит подобного коварства! — патетично воскликнула Жанна и склонилась к руке королевы. У красотки подкашивались ноги.
— Прежде всего я этого не допущу! — с ожесточением объявила Екатерина. — Эту интриганку… Да я ее в монастырскую тюрьму отправлю! Пусть до конца жизни замаливает грехи!
Перепуганная красавица присела в еще более глубоком реверансе и пообещала королеве использовать всю свою хитрость, дабы разоблачить коварную негодяйку. Но не успела Жанна вернуться к себе, как на нее свалилась новая напасть.
— Мадам, ради Бога простите, но там… — глаза камеристки стали большими и круглыми, словно испанские дублоны, — граф де Фоканберж…
Дама в изнеможении привалилась к стене и постаралась собраться с мыслями, но во внезапно опустевшей голове сохранилась лишь одна — никогда более она не свяжется с титулованными юнцами. Пресвятая дева! Да Лувр кишит нетитулованными мальчишками, с которыми у нее не будет никаких хлопот. Жанна пять раз прочитала Ave, добавила три Credo и завершила молитвы двумя Pater Noster. Глубоко вздохнула и уже уверено шагнула в комнату.
Граф де Фоканберж, юноша двадцати лет, некогда весьма любимый Жанной, но теперь не вызывавший ничего, кроме скуки, стоя на коленях дожидался красавицу, а когда та вошла, смиренно протянул ей открытый футляр.
— Что это значит, шевалье? — холодно поинтересовалась Жанна и опустилась в кресло.
— Когда благородная дама идет к алтарю с главой дома Фоканберж, она надевает это ожерелье, — с сиянием во взоре и дрожью в голосе поведал молодой человек. — Жанна, будьте моей женой!
Бывшая супруга маршала молчала. Нет, будь она поглупей, она с восторгом приняла бы подобное предложение, но Жанна никогда не была дурой. Потерять возможность вытягивать из бывшего мужа имения и деньги, рассориться с юным Лорреном и, как следствие этого, рисковать разоблачением перед королевой Екатериной, может быть, закончить жизнь в монастырской тюрьме — и ради чего? Ради возможности получить жалкое состояние Фоканбержа и графский титул, которой у нее и так есть?
От ярости в груди Жанны заклокотало, и она подумала, что титулованные щенки сговорились довести ее до безумия. Следовало избавиться от обоих, пока история не наделала шума, и… Конечно! Жанна с облегчением перевела дух. Возникший план был прост до гениальности.
— Увы, мой благородный Ланселот, это невозможно… — скорбно произнесла дама и сделала вид, будто смахивает с ресниц слезы. — Я не могу навлекать на вас погибель, а на себя позор.
