В этот миг раздался оглушительный треск, и в досках двери показалось острие топора. Один за одним гулко сыпались новые и новые удары. Дверь сотрясалась, во все стороны летели щепки.
Изабель смотрела на своего спутника так, словно прощалась с ним навсегда. Все её чувства выразились в лёгком рукопожатии. Покрывало сползло с её плеч, странный монах подхватил его, резким движением снова накинул его ей на плечи и жестом велел двигаться вверх по лестнице.
Подчинившись, Изабель побежала по ступенькам — выше, выше. Следом за нею, спиной вперёд, не спуская жёсткого сосредоточенного взгляда с уже почти выломанной двери, стал подниматься и странный монах. Несколько долгих мгновений старинная дубовая дверь ещё сдерживала натиск нападавших, но вот она обрушилась с грохотом, и внутрь ворвались несколько вооружённых шпагами и кинжалами людей с перекошенными азартом погони лицами.
Несколькими часами ранее на одной из грязных улочек Парижа, служивших прибежищем для всякого рода нищих и убогих, раздался кислый голос:
— Агриппа! А здесь не так плохо как мне казалось!
— Проклятье на твою голову, итальянец, говори тише, — раздалось в ответ шипенье, видимо, принадлежащее тому самому Агриппе, к которому и был обращён голос.
На деле голоса принадлежали двум отталкивающей наружности существам. Одеяние этих двоих состояло из разного рода драных и засаленных обносков, коими погнушался бы самый нищий попрошайка, ибо даже он, распоследний бедолага, не опустился бы до столь безобразного вида.
Шляпы «господ» также заслуживали брезгливого внимания. Для начала следовало сосредоточиться на цвете, или вернее на его отсутствии, ибо при всём желании невозможно было понять, какого они когда-то были колеру. Равно как и оставался загадкой замысел шляпника, явившего свету причудливые формы сих достойных изделий. Радовали глаз только перья, торчавшие на шляпах — они были лишь слегка ощипаны. Под стать общему обличью были и лица этой странной пары. Глядя на них, возникала уверенность в том, что некоторые люди и по сей день воспринимают воду единственно как способ утолить жажду.
Итак, два чумазых человека в отвратительной нищенской одежде двигались по узкой улочке, зажатой с двух сторон жалкими полуразвалившимися лачугами. Они ступали с осторожностью, опасаясь наступить на очередного нищего, коих здесь обретало неимоверное количество. Часть из них лежали прямо на земле, другие полулежали, опираясь спиной о более-менее целые стены, третьи стояли на коленях с протянутой рукой. Всех их чужакам приходилось обходить. И в довершение ко всему стоило быть постоянно настороже, дабы не усугубить своё и без того беспримерное рваньё порцией выплеснутых из окна помоев.
— И это Париж? Куда я попал? — бормотал время от времени тот, кого назвали «итальянец». — Все опасности ничто по сравнению с унижением, которое мне приходится терпеть в этой кошмарной одежде и на этих жутких улицах.
— А кто говорил «что здесь не так плохо»? — тут же возле уха раздался насмешливый шёпот его спутника.
— Злая шутка… очень злая. Мне следовало выразиться несколько иначе. К примеру…
— Помолчать немного. На нас уже поглядывают с подозрением. Этих людей трудно обмануть. Они безошибочно определяют «своих». Необходимо убираться отсюда, и как можно скорей.
— Агриппа, друг мой… выведи меня отсюда, отведи на берег реки, и в обмен ты получишь мою вечную признательность.
— Берегись! — неожиданно вскричал тот, которого называли «Агриппа». Он схватил своего спутника за плечо и рывком оттянул назад. В ту же минуту раздался страшный грохот.
Обвалилась часть крыши дома, мимо которого они проходили. Куски черепицы упали прямо посреди улицы и разлетелись на мелкие осколки, причиняя значительный ущерб всем, кто оказался в непосредственной близости. Вслед за стонами раненых, раздалось невнятное бормотанье, в котором слышался явный ужас:
— Камнепад… какие несчастья ещё меня подстерегают?
В этот миг раздался громкий крик: «Внимайте и слушайте!»
Разносясь по улицам, призыв этот повторялся раз за разом. Оба нищих пошли так быстро, как только позволяло положение, и вскоре оказались на небольшой площади. Далеко впереди возвышался длинный мост, а рядом с ними постепенно стала образовываться толпа — больше и больше с каждой минутой — люди выходили из дверей, группки выворачивали из всех переулков, весьма разношёрстные личности сбегались, сходились, сползались к площади со всех сторон. Не сговариваясь, оба нищих поспешили вслед за ними, оказавшись очень скоро в огромной толпе.
Подобно волнам, она бурлила и перекатывалась — от угла улицы до самого берега Сены.
Незнакомцы остановились позади, пропуская самых нетерпеливых и любопытных вперёд, и, хотя видеть главных действующих лиц не могли, голос глашатая всё же услышали:
— Двенадцатый месяц 1585 года! Да будет вам известно, жители Парижа! Его святейшество Папа издал Буллу. Отныне каждый католик свободен от присяги, данной Генриху Наваррскому. Святой церковью он признан еретиком. Он также лишён права наследовать трон, ибо лишь истинная вера может править нашим королевством. Наш добрый король с покорностью принял волю его святейшества Папы. Его величество издал эдикт. Отныне и навсегда, католическая вера является единственно истинной. Любая иная вера подлежит преследованию, а люди её исповедующие — смерти.
В то время как толпа разразилась восторженными криками, один из двух нищих исторг испуганный шёпот:
— Да убережёт нас матерь Божья! Бежим отсюда, Агриппа!
Его спутник наклонился и едва слышно прошептал:
— Да ты испугался. Не будь у тебя на физиономии этой грязи, я бы поклялся, что у тебя лицо стало зелёного цвета. Пусть вести и скверные, но присутствие духа терять не следует, иначе…
— Меня не это напугало, — раздался в ответ едва слышный дрожащий голос.
— А что же? — Агриппа, с удивлением проследил за движением головы своего спутника. Тот указывал на двух монахов, что ехали впереди на мулах. — И что в них такого ужасающего?
— Перстень на левой руке. Я увидел его, когда он дёрнул поводья. Рукав рясы сполз… И перстень, перстень у него на пальце, понимаешь?!.
— Перстень у монаха… странно, но уж никак не опасно…
— Ты не понимаешь, Агриппа, — вновь послышался смятенный шёпот. — Перстень не обычный.
Золотой круг. На нём три драгоценных, круглых камня: белый, голубой и красный. Это знак.
Такой перстень может носить лишь один человек… — голос стал едва слышен, — «Чёрный Папа».
