Пеллинор был с нами, но предпочитал больше помалкивать, и только с некоторым любопытством посматривал по сторонам. Регед как по большей части христианское королевство не слишком прежде привлекало его для посещения. Трудно сказать, насколько он одобрял то, что он видел. Но не похоже было, чтобы и совсем уж не одобрял. Похоже, его умозаключением было что-то вроде: «все не так, но жить можно».
— Леодегранса мы не нашли, — сообщил я Эктору. — Хотя во всех местностях, где мы проходили, наводили справки и пытались отыскать его сами там, где его якобы недавно видели. Но тратить на это слишком много времени мы не могли. И боюсь, что, в конце концов, новости будут неутешительные.
— Все мы смертны, — философски ответствовал Эктор. — В конечном счете, это лишь переход к лучшей жизни. При всех его слабостях, он не был большим грешником.
— Отец, мне кажется, Артура больше беспокоит Гвенивер, чем душа старого Леодегранса, — не без некоторого ехидства заметил Кей.
— Ах, вот оно что, — несерьезно округлил глаза Эктор. Сдается мне, душа старого Леодегранса заботила их обоих куда меньше, чем меня. — Уверен, она все равно будет рада вашему приезду. Отца она всегда видела нечасто. Может, он еще и объявится.
— Если он объявится и выяснится, что на самом деле он мог объявиться и раньше, да что-то не хотел, это ему чести не сделает, — проворчал я в сердцах.
Эктор пожал плечами.
— Кто ведает все причины, что нами управляют?
— Оно конечно, — вздохнул я.
На холме над полями показался замок короля Уриенса. Окруженный разноцветными волнующимися точками, сливающимися в толпу.
Граф Эктор поднял потемневший рог, отделанный серебром, и протрубил низкий сигнал. Сразу несколько рогов ответили ему из замка. Я не мог это так оставить, поэтому тоже поднял рог и сделал знак музыкантам, ехавшим с нами во главе всего поезда. Когда я проиграл свой сигнал, они подхватили и на несколько голосов устроили настоящий концерт. Кей весело завопил одним из первых, завопила, приветственно размахивая руками, толпа вокруг замка, поприветствовало их не менее шумно и наше доблестное войско, во всем остальном вполне дисциплинированное.
Так нас и встретили. Сам король Уриенс ждал нас во дворе замка у крыльца — нездешнее создание, которое могло бы унести ветром, рискни он выйти за стены своей твердыни. Рядом с королем, в числе прочей свиты мы увидели и графиню Галавскую и Гвенивер. Материнский взгляд леди Элейн был в первую очередь прикован к красующемуся рядом со мной Кею, а вот взгляд Гвенивер… такой теплый и лучистый, жаль, что я никогда не смогу принять его всерьез, да и не захочу. Это было бы все равно, что отнять у нее ее собственную жизнь. Но не улыбнуться ей в ответ, с легким поклоном, я не мог. Это не было ошибкой. То, что произошло дальше, все равно обязательно бы произошло. Кто-то передал Гвенивер золотой кубок с вином, и она прямиком двинулась с ним ко мне, пока я еще не сошел с коня, под благожелательными взорами старого короля и графини Элейн, и под шумное одобрение всей присутствующей братии, ступая с грациозной осторожностью, чтобы не оскользнуться на гладком камне, которым был вымощен двор. Покосившись по сторонам, я понял, что они хотят, чтобы я именно оставался в седле, пока ритуал с приветной чашей не будет совершен им всем на радость, и если я сойду Гвенивер навстречу, того и гляди огорчатся, а в первую очередь и она сама, и еще бог знает что подумает. Действие, как-никак, театральное, а за отсутствием сцены, ее роль сыграет Таранис.
Все еще помня, что не могу принести ей никаких утешительных вестей, я принял чашу из тонких, почти детских рук принцессы Лодегранской и поднял ее, провозгласив:
— За Регед и Британию! — и отпив, наклонился к Гвенивер, и подхватив ее, поднял к себе в седло.
Толпа безумствовала.
— Прости, — сказал я ей негромко, когда она оказалась так близко, что я мог ей это сказать, не делая сразу достоянием всех и каждого. — Я так и не нашел твоего отца.
— Идет война, — печально и разумно отвечала Гвенивер. Принцессы редко бывают неразумными. Чувство долга и обязанность трезво оценивать ситуацию — их достояние с детства, то, что называется: «благородство обязывает». — Так бывает. Я рада, что ты не потерял себя, Артур.
Хотел бы я, чтобы она произнесла эти слова все из того же благоразумия… Но она была слишком близко, чтобы можно было попытаться выдать желаемое за действительное, интерпретировав очевидное так легкомысленно.
— Все еще может случиться, — сказал я мягко. И поцеловал ее. А вы думаете, удалось бы от этого отвертеться? Без этого приветствие никуда бы не годилось. Другой вопрос, так ли уж на самом деле я хотел этого избегать? Или все равно оставалось только махнуть на все рукой…
Мы церемонно проехали еще несколько шагов вперед, затем я сошел на землю, помог спуститься Гвенивер, и рука об руку с ней направился в отеческие объятия короля Уриенса. Тут же к нам присоединились и Эктор и прочие, и через некоторое время, оставив Гвенивер снова с графиней Галавской, а Кея присматривать, чтобы наше войско было хорошо устроено и с удобством отдохнуло, мы втроем с Эктором и Уриенсом отправились обсуждать дела государственной важности.
— Так вот ты каков, — с благожелательным любопытством старческим подрагивающим голосом продребезжал Уриенс. — Молодец, красавец, как и я в молодые годы, видать толк из тебя будет. Да будь поосторожнее, не забывай о душе! Дракон ведь как ни крути есть Диавол, сам князь мира сего! Сильный знак для короля, куда уж сильнее. Да для человека опасный, для души его. А что есть король? Всего лишь человек, прах перед Богом, и божья искра у него такова же как у всех смертных. — Он скорбно потряс поникшей головой, вспоминая свои земные горести.
Я обвел взглядом пустынный зал с каменными стенами, в котором мы сидели, не слишком просторный, в самую пору для нас троих — небольшой компании, но из того разряда, которому требуется больше места под солнцем, для той дистанции, что должна отделять наше положение от прочих. Зал не то чтобы был заброшен или небрежно убран, и все же казался каким-то бесприютным, может быть просто потому, что я видел в нем отражение короля Уриенса — одинокую оболочку, которой остается только уйти в никуда, тихо недоумевающую, зачем она еще задержалась на этом свете, ведь уходить в никуда все равно оставалось лишь — из ничего. Наверное, именно в этом и был ответ на вопрос «зачем» — потому что разницы не было никакой.
Эктор покосился на меня с призывом к снисхождению к старческим речам. Я слегка кивнул ему.
— Много ли вторжений в этом году удалось вам отразить? — спросил я, обращаясь не то к Уриенсу, не то к Эктору.
