— Но я желал лучшего, — вскричал бледнея Крисп, — или я не доказал свою правоту?
— Хорошо, — спокойно произнёс император, — что ты ответишь на другое обвинение. Разве ты не принимал ночью, тайком от меня персидского посла? Разве не согласился захватить трон с их помощью?
— Нет, нет и нет. Это всё ложь. Клянусь…
— Ложь? Так почему ты не известил меня обо всём?
— Я послал письмо, — вскричал снова Крисп. — Как ты мог подумать, что я предам тебя?
— Как? — по знаку императору Криспу поднесли на подносе письмо. — Узнаёшь свою печать?
Крисп утвердительно кивнул.
— Это то самое письмо о котором ты говорил?
Крисп ещё раз утвердительно кивнул.
— В нём нет ни единого слова о разговоре с персами, — привстав с трона гневно закричал император, — к тому же ты набрался наглости советовать мне отправляться в Рим де я смогу получить заслуженный отдых. А ты тем временем принесёшь мне голову Лициния. Ты принимаешь меня за глупца? Ты и правда думал что я отправлюсь в Рим и позволю тебе выступить против меня вместе с персами?
— Нет, — прошептал бледнея Крисп. Он взял письмо и стал читать. Всё было так как и говорил император. Слово в слово. Его предали. И он знал кто именно. Поэтому Криспа не удивило появление этого человека. Уросий встал слева от Криспа и низко поклонился императору.
— Уросий, — обратился к нему император, — ты писал это письмо?
Уросий, не колеблясь ответил утвердительно.
— Ты ничего не перепутал? Всё записано со слов Криспа?
— Да, повелитель, — раздался почтительный ответ. — Цезарь прочитал послание а потом запечатал личной печатью.
— И ты слышал беседу которую он вёл с персами?
— Да, повелитель!
— И Крисп выражал в нём согласие выступить с персами против меня?
— Да, они намеревались убить моего повелителя. Поэтому я приехал и всё рассказал.
— И ты будешь вознаграждён за свою преданность.
По знаку императора и сопровождаемый взглядом Криспа полным презрения, Уросий ушёл. Следом за этим действием снова раздался грозный голос:
— Тебе и этого оказалось мало. Ты и Фаусту пытался склонить к предательству. Или не ты ей предлагал выйти за тебя замуж после того как убьёшь меня? И после этого ты ещё осмеливаешься задавать вопросы.
Крисп поднял на отца взгляд полный горечи и обиды. Он понимал, что его загнали в ловушку, но ни чем не мог опровергнуть обвинения в свой адрес. Тем временем снова раздался голос императора.
— Ты будешь жестоко наказан за своё предательство, Крисп. Но прежде чем ты узнаешь что тебе предстоит, — император снова подал знак рукой. Перед Криспом появился ещё один поднос. С отрубленной головой.
— Посмотри на Лициния, Крисп. Он вздумал тягаться со мной. А ведь он в отличия от тебя носил титул «Августа» и правителя восточной империи. Очень скоро на этом подносе будет лежать твоя голова, но прежде, тебе предстоит сделать выбор. Я дам тебе возможность спасти одного из тех кого ты любишь. Выбирай, кто останется в живых…твой сын? Или твоя жена? Если ты не сделаешь выбор до утра, они будут казнена оба. Ты же будешь казнён в любом случае. Передай своё решение. Я больше не желаю тебя видеть.
По знаку императора Криспа увели. Он находился в темнице потому не мог слышать ещё одного приказа, который бы вверг бы его в ещё большее смятение.
После того как Криспа увели, император долго молчал. Никто, даже императрица не осмеливалась нарушить это молчание. А вслед за молчанием зал огласил яростный рёв:
— Разоружить двенадцатый легион. Погрузить на корабли и вывести в море. Там утопить всех. Всех до единого. И знамя утопите вместе с легионом. Никто и никогда более не должен видеть «Белого Единорога».
Крисп провёл самую тяжёлую ночь в своей жизни. Собственная смерть его не страшила. Угнетал, разрывал душу выбор, который ему предстоял сделать. Как он мог выбрать между женой и сыном? Этот выбор стал для него наказание ужасным. Император сделал всё, чтобы он мучился до последнего мгновения своей жизни.
Когда за ним пришёл палач, он только и сказал:
— Передайте императору что я не могу выбрать. Пусть это решение останется на его совести!
Некоторое время спустя, в тронном зале появились два человека. Один из них нёс поднос накрытый покрывалом.
Покрывало слетело как только они приблизились к трону. Показалась окровавленная голова, а вслед за ней раздался голос:
— Голова Флавия Криспа!
Император увидев голову, весь почернел, затем вскочил и закричал:
— Прочь, прочь, я не хочу его видеть. Уберите его…
Вслед за этими словами, он едва ли не бегом бросился вон из зала. Императрица последовала за ним. Её лицо выражало торжество. Она добилась своей цели. Она отомстила. Оставалось сделать последнее — рассказать всё императору. Она должна была видеть его глаза, когда он узнает истину.
Месяц спустя, император гулял по саду в сопровождение Авсония. Он наслаждался окружающей красотой, при этом весьма внимательно прислушиваясь к словам своего спутника. Особенно его заинтересовала история о культе язычников которые едва не убили Авсония. Так, во всяком случае, показалось самому Авсонию. Хотя он должен был признаться, что при всём своём уме, никогда не мог понять, что именно добивается император.
Когда он решился задать этот вопрос, то услышал странный ответ:
— Спокойствия!
— И ты веришь, что христианство даст тебе это спокойствие? — осмелился задать новый вопрос Авсоний.
— Не важно во что верю я, — задумчиво ответил император, — значение имеет лишь вера народа. Он один всё решает. Но не все это понимают. Хороша христианская вера или плоха, уже не столь важно. Народ его выбрал.
Они верят церкви. Они верят своим Епископам. Пытаясь разрушить эту веру, мы сделаем хуже и им и себе.
Потому мы не говорим о самой вере. Мы говорим о двух половинах на которое разделилось христианство. С одной стороны те кто поддерживает Ария, с другой — те кто поддерживают епископа Александрийского. Надо понять где истина.
— Если ты, светлый царь, уже решил поддержать христиан, тогда тебе лучше выбрать Александра!
— Почему ты так думаешь? — спросил император у Авсония.
— Всё просто мой царь. Арий отрицает Христа, а именно на сыне Божьем и его бытие основана вся религия.
Отрицая Христа, они тем самым отрицают и саму веру. Если Арий победит, христианство обречено на гибель.
— Глубокие слова. Я о них подумаю, — после короткого молчания произнёс император, а потом добавил, — не уезжай из Византия. Очень скоро ты мне понадобишься для особенного дела.
