- Говорят, Паулет отличается преданностью, - заметил Бёртон, взяв протянутую ему бутылку.
- На мой взгляд, он не преданней других, - ответил Форрестер. - Даже принц слегка струхнул. У Паулета древняя родословная, и они всегда оставались верны короне. Его отец поддерживал прежнего короля, упокой Господь его бессмертную душу.
Старым королем был Яков. Такие как Страйкер и Форрестер находились еще в подростковом возрасте, когда престол занял сын Якова - Карл, и едва помнили предыдущего монарха.
Семнадцать лет с того времени, как Карл принял корону, они провели за границей, в походах, сражаясь и убивая, но даже в отдаленных уголках Европы разрастающееся дома недовольство была известно и обсуждалось.
- Не повезло ему? - спросил Форрестер.
- Паулету?
- Карлу. Закис, как заплесневелый лимон. Я поражен, что он протянул так долго, если честно.
- Почему сэр? - вежливо спросил Бёртон.
Форрестер улегся поудобней.
- А теперь слушай и наматывай на ус, мальчишка. В 29-м Карл распустил парламент. И больше десяти лет правил как чертов Плантагенет. Даже королю Иоанну пришлось подписать хартию вольностей.
Бёртон кивнул.
- Мой отец во всем винит Лода и Страффорда.
- Как и многие другие, - сказал Страйкер. Его ни йоту не заботили Лод и Страффорд , но большинство в армии роялистов видело в них героев.
- Поклонники Люцифера, так называл их мой отец, - продолжил Бёртон, отчего у всех удивленно вытянулись лица. - Нет, он был верен короне, - поспешно пояснил он. - Но терпеть не мог их бесчинств.
- Там были замешаны не только эти злобные ублюдки, Эндрю, - сказал Форрестер, почесав живот. - Чертовы пуритане вконец зазнались, превратившись в занозу в заднице.
Король Карл, несмотря на то, что являлся ярым протестантом, постоянно подвергался обвинениям в симпатии к католикам.
- Вот возьми только прошлую осень. Хоть и кажется, что с тех пор утекло немало воды. Ирландцы взбунтовались, а его величество колебался, - произнес Форрестер. - Отказался незамедлительно осудить восставших. Пока наконец не прислушался к общественному мнению. А когда он все-таки зашевелился, слухи о его любви к Риму поползли как сифилис. Ну и, конечно, жару подбавил тот факт, что славная королева Генриетта-Мария - ярая католичка.
А что за этим последовало, знал даже Бёртон. Кульминация наступила в этом году, когда король Карл вконец устал от постоянных раздоров. Он решил действовать напрямую, что вылилось в попытку ареста пяти членов Палаты общин по обвинению в измене. Но Карл не учел всей силы пуритан, составляющих большинство в парламенте.
- Я помню, как отец рассказывал нам об отказе Палаты общин выдать ту пятерку, - сказал Бёртон. - Затем мы узнали о бесчинствах подмастерий, спровоцировавших восстание, - он покачал головой, отказываясь верить в произошедшее. - И вот приходят новости о том, что король в спешке покинул Лондон и собираются армии.
Как только нависла угроза войны, люди, подобные капитану Страйкеру, вернулись в Англию, вступив в ряды новых армий с обещанием исправного жалования и питания.
Страйкер, конечно же, нуждался в деньгах, но к своей родине питал смешанные чувства. Он мог говорить, что покинул Англию, отправившись воевать в Европу, чтобы составить себе имя и завоевать богатство, но в действительности просто сбежал. Сбежал из Англии, где прошлое жалило его наяву и еще сильней преследовало во снах.
Отец Страйкера торговал шерстью, трудясь на покрытых зеленью меловых холмах Южного Даунса, на границе Хэмпшира с Восточным Сассексом. Он не был знатного происхождения, но ко времени, когда его единственный сын возвестил миру о своем появлении, успел добиться определенного положения в сельской общине.
Он был человеком широкой души, и юноша радовался тому, что является сыном и наследником харизматичного торговца. Страйкер готовился занять свое место в семейном деле, зная, что будущее его обеспечено.
Всё изменилось после того, как в один из августовских дней неожиданно умерла жена торговца. Она прогоняла кур у себя из под ног, как вдруг упала замертво от разрыва сердца. Страйкер помнил зловоние, исходившее от отца, когда тот ночь за ночью пошатываясь приходил домой из местной таверны. От него разило спиртным, и он кричал, буйствовал и размахивал кулаками, блевал, а потом с храпом засыпал. Семейное состояние постепенно растворялось в вине, когда-то процветавшее дело приходило в упадок.
На Рождество отца Страйкера нашли плавающим под коркой льда у мельничной запруды. Подозрений на насильственную смерть не было. Пристрастие к выпивке прикончило его, пьяница не удержался на скользком берегу и покатился вниз навстречу смерти.
Юному Страйкеру достался ветхий дом с клочком земли, давно заброшенной и никому не нужной, пять цыплят, бочонок низкосортного эля и небольшая горка долгов.
Страйкер уехал. Он продал ферму, съел цыплят, пренебрег элем и сбежал от долгов. Уложив лишь то, что мог унести, он отправился в Лондон, навстречу новой жизни.
Новую жизнь он начал вором. Его сообразительность и ловкие руки нашли идеальное применение на новом поприще карманника. Дело это было занятным, увлекательным и часто прибыльным. Но как только исчезло радостное возбуждение, его стала грызть жажда большей наживы, он отчаянно бросался во всё более рискованные предприятия. В конечном счете, нашелся человек, с которым Страйкер не справился.
Этим человеком оказался Винсент Скейтлок. В один из ветреных дней он беспечно прогуливался по Стрэнду, и юный Страйкер следовал за ним как дикий кот за мышью, почуяв богатство, скрывающееся за обшитым золотом кожаным камзолом и подбитым горностаем дублетом. Но щегольской наряд оказался обманчив. Стоило Страйкеру протянуть руку, как Скейтлок отскочил с грациозностью танцора, сбив с ног своего обидчика и пригвоздив того к грязной дороге стальной рукой и острым как бритва дирком. Страйкер слишком поздно осознал, что перед ним профессиональный воин.
Он помнил все те жалкие угрозы, которыми сыпал юный Страйкер с бесстыдством уличного мальчишки. Толстяк лишь ухмыльнулся. Солдат проворчал, как мычащий бык, в равной мере, как возмущенный, так и впечатленный храбростью лежащего юнца. А затем Винсент Скейтлок дал Страйкеру шиллинг и предложил присоединиться к своей роте, следующим утром отбывающей на континент.
Корабль унес его к чужим землям, чужеземкам и чужим войнам. Он стал свидетелем невообразимых ужасов, пока европейские властители рвали друг друга на части. Он познал всю радость побед и всю горечь поражений. Но самое главное - он познал себя, обнаружил, что хорош в схватке, даже больше чем хорош, и карьера военного, начинавшаяся как способ избежать виселицы, быстро стала смыслом его жизни.
