Симон видел их всех вместе и каждого по отдельности. Он видел бегущих в укрытие монахов Мусейона. Он видел таможенника, панически закрывающего тонкую дощатую дверь будки на пристани. Он видел даже привязавшего всю свою семью, а затем и себя к пальме статного бородатого мужчину в платье купца. Он видел всех. И он не видел никого. Потому что единственный человек, которого он действительно видел — изнутри, был он сам.
Симон ясно видел, насколько омерзительной оболочкой пользуется он — бессмертный Дух, сунутый в тело, словно ослабевший воин — в бабскую юбку. Он видел, насколько примитивна и стыдна та часть его души, что жаждет или боится, кичится или смущается. Вся она была так же понятна и омерзительна, как беззубая заискивающая улыбка того, кто напряженно ждет своей кости. И даже разум — предмет его особой гордости выглядел теперь лишь набором счетных палочек, по сути, лишь инструментом для беспрерывного обслуживания почти обезьяньего тела и еще более ненасытной и бесстыдной, чем обезьянья, «души».
А потом он — у самого гребня волны — вошел в город и стал смертью — для всех, кто волей судьбы оказался под его подошвами — с такой высоты почти муравьев.
* * *
Амр кричал беспрестанно.
— Быстрее! Быстрее! Еще быстрее!
Он хорошо помнил, каким спускается хоть на некоторое время приостановившийся поток вод. И воины — сотня за сотней — слетали на своих верблюдах и ослах, мулах и собственных задах вниз по скользкой земле недавнего русла и почти сразу же увязали в мокром, смешанном с илом песке — кто по колено, а кто и глубже.
Нет, они, конечно же, двигались — рывками, по полшага, по четверть шага, по пяди… но вскоре всем, кто подходил позже приходилось входить в русло справа и слева, а весь бывший Нил — шагов на пятьсот в обе стороны стал сплошной, черной и мокрой, шевелящейся массой.
— Успеем? — повернулся он к Зубайру.
— Трудно сказать, — покачал головой эфиоп. — Войска императора уже тронулись. Ты и сам знаешь, какой соблазн ударить нам, вязнущим в мокром песке, в спину.
Амр яростно крякнул. Он видел, что Аллах явно дает шанс: далекие воины Теодора шли вдвое медленнее, чем можно, а их командиры все еще были в растерянности, отчасти потому, что не были уверены, что Амр отважился войти в русло. Опытный полководец вполне мог лишь сымитировать переход и устроить засаду, чтобы встретить врага градом стрел из-за берега Нила.
— Быстрее! — заорал он, хотя сам же видел: то вязнущие в песке по колено, то бредущие в иле по пояс воины понимают, чем рискуют.
А потом одна или две лошади вдруг выбрались на твердое основание, и передовой отряд, распугивая огромных, но никогда еще такого не видевших крокодилов, в считанные мгновения пересек едва ли не две трети русла.
— Пора и нам, — тревожно глянул в сторону подступающих ветеранов противника Зубайр, — и знаешь, они ведь тоже сядут по пояс…
— Если еще отважатся, — кивнул Амр.
* * *
Симон чувствовал смерть всем своим существом. Он видел, как вдребезги разлетаются там, внизу крыши и сараи, как всасывает в подошву черной волны бесчисленных горожан, и как мгновенно они исчезают в такой же черной, лишь подсвеченной с неба оранжевым светом пене. А потом он вдруг начал снижаться, и справа пролетел купол храма Святого Георгия, а слева — Армянской Божьей матери[55], а затем он прошел над самой крышей солдатского борделя и на миг — не более — встретился глазами с вцепившимся в скамью у беседки белым от ужаса экономом. И лишь тогда мир перевернулся — раз, другой, третий — а Симон обнаружил, что его галера застряла в наполовину снесенных воротах, а вокруг бурлит черная грязь.
Он обвел глазами рабов. Они сидели и полулежали, вжавшись в пол и прикрыв головы закованными в цепи руками — точно так же, как и в начале.
— Все, — произнес он и сам поразился совершенно чужому голосу.
Рабы не шевелились. И тогда он выдернул стопор, ослабил общую цепь, немного подумал и двумя ударами ноги вышиб раздробленный кусок кормы — вместе с общим на всех замком.
— Кандалы сами снимете, — тем же чужим голосом произнес он и спрыгнул вниз, прямо в отступающую к морю черную воду; ее уже было всего по пояс.
Мимо плыли трупы. Много трупов.
«И что это было? — странно, как-то гулко и даже с эхом подумал он. — Господь меня пощадил? Или просто не увидел?»
Вода стремительно убывала, и даже трупы начали цепляться за разные предметы одеждой и «садиться» на разные «мели».
«Но Елена-то жива…»
Эта мысль оказалась такой неожиданной, что Симон опешил. Некий злой умысел небес, отправивших Царицу Цариц из Александрии в Вавилон, то есть, подальше отсюда, теперь выглядел благодеянием. Потому что, будь она здесь, Симон ни за что не поперся бы к морю, и теперь, скорее всего, таким же застрявшим в кустах трупом лежал где-нибудь неподалеку.
«Так что… выходит, Бог помог?»
При всей своей очевидности, эта версия не годилась никуда. Симон вовсе не был тем человеком, которому стоило помогать, а уж Елена… она вообще выглядела вызовом существующему порядку вещей. Уж это старый бабуин обязан был понимать.
«Разве что Бога и впрямь загнали в какое-нибудь тело, и он просто ничего не видит и не слышит…»
* * *
Теодор гнал своих командиров беспощадно, и все равно, они колебались.
— Это хитрость, кесарь!
Да, это могло быть и так, но за спиной у Теодора маячил Сенат.
— Они точно ждут нас под обрывом!
Возможно. Лично Теодор именно так бы и поступил, ибо только безумец решился бы переходить противоестественно расступившийся Нил.
— Мы всех своих положим, пока их из-за берега выбьем!
И Теодору совершенно нечего было сказать, — до тех пор, пока он не вышел к берегу. Почти все люди Амра уже выбирались на сухое место — там, совсем недалеко от крепости Троя, и грязь месила — где-то в последней трети русла — от сила пятая часть армии.
— За ними! — страшно заорал он. — Всем вперед! Быстро!
Он уже понимал, что придется выслушать на Сенате.
— Теодор! — заволновался Анастасий, — это неразумно! Подожди! Ни Трою, ни Родос им все равно не взять! А скоро все восстановится… придет флот… и мы переправимся…
Голова Теодора задергалась.
— Быстро! — повернувшись к полководцу, яростно прошипел он. — Немедленно!
И командиры, понимая, что кто попадется под горячую руку, на того все и свалят, когда придет срок, так же яростно и решительно погнали своих людей вниз — вслед почти переправившейся на тот берег вражеской армии.
— Быстро! Быстро за ними! Кто там паникует?!
