— Всегда мечтал увидеть привидение, — сказал я вслух, поощряя последнее появиться на сцене.
Из-за высокой спинки старого кресла, в котором, по слухам, некогда нашел себе пристанище мертвец, выглянула симпатичная маленькая фрейлина в хрустящем кремовом платье со стоячим кружевным воротничком и с лукавой улыбкой присела в реверансе. Очень хорошенькая и совсем молоденькая — лет пятнадцати, не больше. Ее глаза блестели в сумраке как большие яркие бусины.
Определенно, подобный сюрприз был куда приятней того, что подвернулся тут Раулю.
— Очарован, мадемуазель, — признался я, с удовольствием галантно поклонившись в ответ.
— Виконт де Ла Рош-Шарди? — уточнила маленькая фрейлина веселым голоском, напоминающим щебет певчей птички. Я подтвердил это предположение дружелюбным кивком. — А меня зовут Анжелика де Ла Кур, — она мило качнула аккуратной головкой в жемчужном уборе, стягивающем плотно уложенные косы. — Надеюсь, по пути сюда у вас не возникло никаких затруднений?
— Абсолютно никаких, мадемуазель де Ла Кур, — заверил я.
Она легонько пожала плечами и как бы по секрету добавила с извиняющейся улыбкой:
— Мадам немного беспокоилась.
Мадам — ясное дело, кому она служит, стоит лишь взглянуть на посланницу. Я был совершенно уверен, что она не имела в виду ни мадам Елизавету, ни мадам Маргариту… И уж тем более, она не имела в виду короля. Что ж, никто не обещал, что он непременно должен быть у себя. Почему бы ему не быть в этот момент у матушки? Или она просто хочет перехватить меня раньше?
— Она ждет вас, и я вас провожу, — заключила фрейлина, как нечто само собой разумеющееся.
Анжелика де Ла Кур подошла к стене, завешенной выцветшей тканью, приподняла тяжелую пыльную материю, и просунув внутрь свою детскую ручку, нажала на рычаг. Восхитительно… совсем не таясь. Или это уже не такой уж секрет? Часть стены ушла вглубь, пахнуло сыростью.
Здесь пахло прелою листвой,
И безмятежностью сырой,
Сквозь мох, едомый слизняком,
Тянуло в склепе сквозняком… —
едва не пробормотал я вслух. Эх, сколько же времени прошло с тех пор, как мы занимались археологией и сочиняли по этому поводу дурацкие стишки на замогильные темы?..
Анжелика деловито просеменила обратно к креслу и взяла оставленную там свечу. Зажечь ее ей удалось не сразу. Пришлось прийти на помощь. Потом я забрал у нее подсвечник, достаточно увесистый, чтобы подобный жест казался элементарной вежливостью, и подал руку, заранее предупредив, чтобы она не слишком в нее вцеплялась. Она проявила понимание. Поначалу. Но когда мы вошли в тоннель, ее хватка вдруг стала ощутимой. Впрочем, она поспешила исправиться, виновато пробормотав:
— Простите. Я немного боюсь привидений.
— Серьезно? — спросил я, решив, что несерьезность ее развеселит. — А они тут есть?
Это была ошибка. Анжелика сильно содрогнулась, снова дернув меня за руку.
— Вы шутите?!
— Да… надо полагать, — осторожно выдохнул я, отпустив прикушенную губу. Сам виноват.
Колеблющееся пламя свечи мало спасало от мрака, хотя блики разливались, мерцая, по тонкому слою влаги, покрывавшей своды. Под ноги нам попалась черная яма. Мы аккуратно ее обошли, пол ведь был довольно скользким.
— Осторожнее, — прошептала фрейлина. — Тут есть еще и ловушки и лучше их не задевать.
Я заглянул в черную пустоту очередной ямы.
— Да, жутковато.
На ее месте я бы определенно боялся тут не привидений.
— Ничего, я знаю, где тут безопасно, — ободряюще отозвалась Анжелика. От нее исходило приятное тепло, как от свернувшегося комочком котенка.
Но вот наконец и тупичок с нишей… А в нише — молоточек. Я едва удержался, чтобы не потянуться к нему, уже зная, куда надо постучать этим легендарным гномьим орудием.
Анжелика сама постучала молоточком в дальнюю стенку углубления и отступила назад. Мы подождали немного, и вскоре часть стены сдвинулась, плавно отъезжая в нашу сторону, а за ней открылась комната, освещенная множеством маленьких свечей, хотя был еще день. Анжелика забрала у меня свечу, погасила ее и, вся подтянувшись и посерьезнев, на цыпочках вошла в комнату, я последовал за ней. Стена за нами бесшумно закрылась, став лишь зеркалом в черной раме.
Прямо перед нами стоял темный резной стол, на котором громоздились среди теней книги и свитки. За столом, над книгой, лицом к нам, сидела пожилая женщина (кто же открыл дверь? — подумал я, — или ближе к столу находился еще один рычаг?) Тяжелые неподвижные складки темного платья окутывали ее как каменные драпировки плакальщиц работы Микеланджело. Веки ее были полуопущены, спокойное лицо светилось легкой желтизной слоновой кости, оно казалось неожиданно гладким и все еще красивым, хотя, как известно, южная красота увядает рано.
Екатерина Медичи мягко подняла голову, посмотрев на нас со странной едва уловимой улыбкой. А ведь с нее вполне можно было писать загадочную Джоконду. Движение развеяло иллюзию ее «каменности». Мы поклонились. Короля тут не было и в помине. Хотя кто знает, кто еще мог нас здесь видеть и слышать, оставаясь невидимым и неслышимым.
— Мадам, — смиренным чистым голоском произнесла фрейлина, приседая в реверансе и продолжая сжимать тяжелый подсвечник обеими руками. — Все исполнено.
— Хорошо, милая, оставь нас, — отрешенно-ласково сказала старая королева.
Анжелика будто на цыпочках удалилась в переднюю.
— Итак, вы здесь, виконт, — мягким, шелковым тоном произнесла Екатерина Медичи, ее взгляд проскользил по мне, отметив и скованность левой руки и видимое отсутствие оружия, ее брови чуть дернулись вверх, то ли одобрительно, то ли нет, то ли иронично. — Вы, должно быть, удивлены?
— Нисколько, мадам, — заверил я.
— Ой ли, — проговорила она с фамильярностью «добросердечной тетушки». — Разве вас известили, что вы должны прибыть ко мне?
— Нет, мадам. Но с тех пор как я увидел вашу посланницу, я вовсе не удивлен.
— Это ясно, — она кивнула, и как-то украдкой кольнула меня быстрым взглядом. — Однако когда за вами посылали, сказано было иное.
Я кивнул, превратив кивок в полупоклон.
— Да, мадам.
— И все же вы осмелились явиться, хотя у вас был выбор? — казалось, она просто подшучивает. Но куда же деть такие тонкие расчеты? Раз ей было в точности известно все — как и что будет передано…
— Разве могло быть иначе, мадам? — я удивился так же мягко, как она.
Она тихонько усмехнулась. Ее глаза были темны, как два твердых орешка.
