— Флот у нас есть, — вздохнул евнух, подливая в кубок Дидию вина. — Нет полководца. Аспар и его окружение горой стоят за дукса Фракии Василиска, родного брата императрицы Верины. Против Василиска выступает Зинон и византийские патрикии, недовольные всевластием варваров в армии. Думаю, делают они это по наущению божественного Льва.
— Выходит, император недоволен сиятельным Аспаром.
— Это очень мягко сказано, — усмехнулся Феофилакт. — Божественного Льва можно понять, он тяготится зависимостью от людей, протолкнувших его на престол. С другой стороны, без поддержки варваров ему тяжело будет удержаться на вершине власти, куда он столь неосмотрительно взлетел. Вот он и вынужден маневрировать. В столь напряженной ситуации победа Василиска над вандалами может обернуться для божественного Льва катастрофой. Варвары, чего доброго, припомнят ему нынешние метания и заменят на более покладистого человека. Счастье еще, что сиятельный Аспар уже слишком стар, чтобы всерьез тягаться за власть, а его сыновья уступают отцу и умом, и воинскими доблестями.
— А кто стоит во главе партии варваров? — спросил Дидий. — Дукс Василиск?
— Дукс Василиск — надутое ничтожество. Но это исключительно между нами, высокородный Дидий. Он просто удобная ширма для одной весьма честолюбивой особы.
— Кого ты имеешь в виду?
— Императрицу Верину, — понизил голос до шепота Феофилакт. — Характером эта женщина не уступит сиятельной Пелагее, которая, как тебе известно, правила Византией из-за спины своего брата Феодосия.
— Она, что же, готовит заговор против мужа? — ужаснулся чужому коварству Дидий.
— Я ничего подобного тебе не говорил, комит, — увильнул от прямого ответа Феофилакт. — Зато могу с уверенностью утверждать, что в лице сиятельной Верины божественный Авит может найти верную союзницу Рима.
— Но ведь и божественный Лев нам не враг, — слегка подрастерялся от такого напора Дидий.
— Разумеется, — пожал плечами Феофилакт. — Но ты, видимо, запамятовал, комит, условия договора, заключенного между Римом и Константинополем. А по этому договору, освобожденный от вандалов Карфаген отходит Византии. Щедрый дар, ничего не скажешь.
— Но божественный Авит оспаривает этот пункт договора и предлагает божественному Льву Нумидию вместо Карфагена.
— А Илирик он, случайно, не собирается вернуть обратно? — насмешливо спросил Феофилакт.
— Об Илирике разговора не было, — покраснел Дидий.
— Вот и о Карфагене не будет, — жестко сказал Феофилакт. — Божественный Лев даже слушать об этом не станет. А если ты, высокородный Дидий, будешь настаивать на своем, то византийский флот никогда не поплывет к берегам Африки.
Комит финансов досадливо крякнул. Он получил от божественного Авита очень жесткие инструкции. Император Рима не собирался отдавать лакомый кусок, коим, безусловно, являлся Карфаген, византийцем. В крайнем случае он готов был пойти на нарушение договора и удержать за собой город силой. Но, если верить Феофилакту, такой шаг Авита неизбежно приведет к войне между Римом и Константинополем.
— Сиятельная Верина хотела бы встретиться с тобой, высокородный Дидий, — пристально глянул на собеседника евнух. — Встреча будет тайной. Надеюсь, ты не забыл дорогу в дом, некогда принадлежавший комиту Андриану?
Дидия передернуло. С этим дворцом у него были связаны столь жуткие воспоминания, что он предпочел бы держаться от него подальше. Феофилакт заметил реакцию римского посла и вслух выразил ему свое сочувствие:
— Место, что и говорить, мрачноватое, но в данном случае выбор был за сиятельной Вериной.
— А кому этот дом принадлежит сейчас?
— Комиту свиты Антемию, верному другу императрицы, — ласково улыбнулся римскому послу евнух. — Высокородный Антемий жаждет с тобой познакомится, Дидий.
Новый хозяин дворца, принадлежащего некогда несчастному Андриану, убитому рексом Ратмиром во время памятной многим ночи, произвел на посланца божественного Авита приятное впечатление. Это был худощавый, невысокого роста человек, лет сорока пяти, с умными карими глазами. Дидий, полагавший, что ему предстоит встреча с любовником Верины, был слегка сбит с толку. Все-таки комит свиты выглядел староватым для возлюбленного императрицы, отличавшейся, по слухам, крайней распущенностью. Ситуация прояснилась, когда гостю представили сыновей хозяина, Маркиана, Ромула и Прокопия, каждый из которых, если судить по внешнему виду, мог угодить любой самой капризной матроне. Кроме сыновей, у высокородного Антемия была еще и дочь Алипия, но в силу юного возраста ее гостю не показали.
— Я слышал, что у тебя с этим домом связаны печальные воспоминания, высокородный Дидий, — сочувственно вздохнул хозяин, жестом приглашая гостя к накрытому столу.
— Увы, — развел руками комит финансов, но в подробности давно отгремевших событий вдаваться не стал.
Сыновья Антемия вскоре удались, зато сам хозяин сделал все от него зависящее, чтобы скрасить досуг гостя. Комит свиты происходил из старого патрицианского рода. Его предки были консулами еще во времена первых цезарей, о чем он не без гордости сообщил Дидию. Антемий, между прочим, посетовал на засилье варваров в свите божественного Льва и нашел сочувственное понимание у гостя. Правда, не совсем понятно было в этой связи, почему высокородный Антемий встал на сторону чужаков в споре последних с божественным Львом. Но, похоже, на это у него имелись причины личного порядка, о которых деликатный Дидий расспрашивать не стал. Посол божественного Авита то и дело бросал украдкой взгляды на гобелен, за которым была укрыта дверь в потайные покои, уже однажды виденные им при сходных обстоятельствах. Правда, в тот раз Дидий встречался с мужчиной, ныне же ему предстояло свидание с женщиной. Однако к его немалому удивлению из-за гобелена выскользнул мальчик лет десяти, светловолосый и голубоглазый, не похожий внешне ни на Антемия, ни на его смуглых сыновей.
— Это Тудор, сын рекса остготов Тудомира, — пояснил хозяин удивленному гостю. — Отец прислал его к божественному Льву, дабы свет истинной веры снизошел на отрока как можно раньше.
Дидий догадался, что перед ним заложник. И в Риме, и в Константинополе этот обычай был распространен с давних времен. Сыновья вождей отсылались к императору в знак верности заключенному договору и воспитывались в соответствии с римскими обычаями. Впрочем, подобное воспитание далеко не всегда гарантировало в будущем лояльность к империи. Взять хотя бы того же Аттилу, «отблагодарившего» и Константинополь, и Рим за оказанное ему гостеприимство.
