— Римский флот насчитывает около трехсот боевых и вспомогательных судов, — охотно поведал встревоженным византийцам Иовий. — Этого вполне достаточно, чтобы перебросить к берегам Африки сорок тысяч легионеров.
— И когда они прибудут в Малый Лептис? — спросил настырный комит Илл.
— Если ветер окажется попутным, то через три дня. Если же погода не будет благоприятствовать божественному Майорину, то через неделю.
— Но в здешнем порту не хватит места для такого количества галер, — заметил комит Иоанн.
— Римляне не будут высаживаться на берег, — вмешался в разговор Василиск. — Мы выйдем Майорину навстречу, как только его флот замаячит на горизонте.
— А где сейчас вандальский флот? — спросил ректор Пергамий, получивший от божественного Льва назначение в Нумидию, еще не очищенную от варваров.
— По моим сведениям, вандалы Янрекса сейчас бесчинствуют на острове Сардиния, — пояснил Иовий. — Они не сумеют опередить римский флот.
Высокородный Пергамий, дородный мужчина лет тридцати пяти, одобрял поведение сиятельного Василиска. В конце концов, почему византийцы должны лить кровь за римский интерес?
— Империя-то у нас одна, — не слишком уверенно возразил патрикию комит Иоанн.
— Империя одна, а императоры разные, — отрезал ректор.
— Но ведь Карфаген в любом случае отходит к божественному Льву, так почему бы не захватить его именно сейчас, до прихода римлян, чтобы избежать в будущем ненужных споров.
Высокородный Илл, не в обиду ему будет сказано, твердит об этом городе вот уже вторую неделю, словно Карфаген, в случае своего скорого падения, станет его собственностью. И в этой его настойчивости многие византийские мужи, а в их числе и высокородный Пергамий, стали подозревать тайный умысел. Уж не хочет ли исавриец погубить византийские легионы и тем самым уронить авторитет сиятельного Василиска в глазах императора? У многих чиновников свиты, собравшихся ныне в курии захудалого африканского городка, еще свежи были в памяти споры о полководце, которому предстояло возглавить этот беспримерный поход. По слухам, божественный Лев склонялся к кандидатуре комита Зинона, но против его назначения решительно возражал сиятельный Аспар. Имя Василиска первым произнес посланец божественного Авита. Конечно, патрикий Дидий не велика птица в константинопольском раскладе, но все же повесомее будет, чем исаврийский выскочка, славный разве что своими пьяными загулами в компании высокопоставленных лиц.
— Это ты на божественного Льва намекаешь, ректор? — впился в лицо Пергамия огромными глазищами высокородный Илл.
— С чего ты взял? — возмутился патрикий, который, к слову, терпеть не мог не только исаврийцев, но и франков. По мнению высокородного Пергамия, которое он не собирался скрывать, если империя и способна возродиться, то только усилиями природных ромеев, таких как божественный Майорин и сиятельный Василиск.
— Ты, видимо, забыл, ректор, что матерью Василиска является сестра франка Аспара, — ехидно заметил Иоанн.
— А какое мне дело до его матери! — возмутился Пергамий. — Магистр — сын патрикия, верой и правдой служившего империи. Его предки входили в свиту Константина Великого еще в то время, когда ромеи владели всем миром.
Высокородный Иоанн, человек насмешливый и далеко не глупый, вскользь заметил, что заслуги предков отнюдь не являются мерилом наших достоинств. И хотя говорил комит вроде бы о себе, но взоры всех участников устремились на Василиска, сидевшего во главе стола. Собственно, этот торжественный обед в здании курии магистр дал просто от скуки, однако многие почему-то решили, что он заранее празднует победу, а потому без зазрения совести злословили на его счет. Положим, сиятельный Василиск не обладал выдающимся умом и полководческим талантом, за почти пятнадцатилетний срок службы он не одержал ни одной сколько-нибудь значительной победы. Зато о внешности и манерах брата императрицы Верины никто еще худого слова не сказал. Магистр удался и ростом, и лицом, разве что пополнел за последние годы, но это не тот недостаток, за который следует клеймить истинного патрикия.
— По части полноты нам с тобой, конечно, не тягаться, высокородный Пергамий, — словно бы мимоходом заметил зловредный Илл, — но позволь уж нам самим оценить полководческий дар сиятельного Василиска.
— У тебя будет возможность отличиться, комит, — не остался в долгу ректор. — И мы наконец увидим воочию исаврийскую доблесть, о которой столько говорят в питейных заведениях Константинополя.
Слова Пергамия вызвали смех среди присутствующих. Особенно усердствовал юный Ромул, сын патрикия Антемия и брат любовника императрицы Маркиана. Его чрезмерное усердие не понравилось горячему исаврийцу. Высокородный Илл едва не бросился с кулаками на Ромула, но был остановлен Иоанном. Ссора привлекла внимание сиятельного Василиска, который счел нужным положить конец затянувшейся пирушке и первым поднялся из-за стола.
— За Константинополь и Рим, — произнес он последний тост. — За возрождение великой империи, патрикии. За нашу победу.
Сиятельный Василиск слишком много выпил минувшим вечером, а потому и пробуждение его было нерадостным. От головной боли он избавился с помощью содержимого серебряного кубка, поднесенного услужливым рабом, а вот заботы продолжали терзать его сердце. Магистр был хоть и честолюбив от природы, но все-таки не до такой степени, чтобы подвергать свою жизнь опасности, а тело ежедневным испытанием. Переход из Константинополя к африканским берегам отнял у него немало душевных и физических сил. Василиск не любил и боялся моря, а потому с удовольствием вцепился в клочок суши, обретенный после долгого плавания по зыбким волнам. Конечно, Малый Лептис был не тем городом, захват которого сулил славу. Но и взятие Карфагена принесло бы Василиску массу новых хлопот. Этот город был обещан Вериной божественному Авиту, и магистру не хотелось подводить сестру. Пусть Карфаген берет Майорин, а Василиск в этом случае может сослаться на коварство римлян, не желающих соблюдать договоры. Вряд ли у божественного Льва возникнет в этом случае повод обвинять полководца, вернувшего империи африканские провинции, в нерасторопности, а тем более в предательстве. После столь громкой победы Василиск, опираясь на плечи северных варваров, сможет продиктовать свои условия хитроумному Льву, слишком быстро забывшему, кому он обязан своим возвышением. А ведь Лев был поднят из низов сиятельным Аспаром, и последнему с огромным трудом удалось уговорить патриарха и высших иерархов освятить именем церкви этот беспримерный в истории империи шаг. Все прошлые императоры, за исключением проныры Маркиана, принадлежали к сословию патрикиев. Василиск с самого начала считал возведение Льва в императорский сан ошибкой. В конце концов, у Аспара под рукой был истинный патрикий из рода Флавиев, кои уже на протяжении более ста лет управляли империей. К сожалению, гордый франк поддался на уговоры Верины, воображавшей, что сумеет приручить мужа и править из-за его спины. Однако Лев оказался не так прост, как это казалось многим, он сумел поладить с знатными константинопольскими мужами, а главное, нашел в лице исаврийцев силу, способную обуздать франков. И только тогда Аспар и Верина вспомнили о сиятельном Василиске, коего прежде не брали в расчет. Что ж, Василиск поможет дяде и сестре удержаться на плаву, но только в том случае, если они исправят ошибку, допущенную шесть лет тому назад.
