– Прощай, – процедил Флавий, отворачиваясь. – Это Яхве продлил твои дни, Иегуда.
– Это сделал ты, – сказал Иегуда. – У Бога нет рук, Иосиф, но у него есть люди. А у людей есть воля. В том, что мы делаем или не делаем – виноваты мы, и Бог здесь ни при чем. Ты продлил мне жизнь, Бен Маттиаху, я говорю тебе спасибо и за себя, грешника, и за остальных, которых ты считаешь праведниками. Тебе зачтется всё, уж поверь, я знаю… Прощай.
Израиль. Иудейская пустыня.
Наши дни.
С первого взгляда засады на шоссе не было.
Впрочем, убедится в этом на все 100 % можно было только выйдя на открытое пространство. А выходить на открытое пространство в таком растрепанном виде было неразумно. Любой сотрудник курортной полиции забил бы тревогу, и объяснять что-то прибывшему подразделению безопасности, тем более, лежа физиономиями вниз на раскаленном асфальте, очень неудобно.
Время приближалось к пяти вечера. К этому часу туристические автобусы начинают отваливать от сухопутных причалов Эйн-Бокека, и, отблескивая на низком солнце зеркальными боками, несутся по 90-му шоссе на север и на юг, развозя разморенных жарой и грязевыми ванными туристов в отели Иерусалима, Тель-Авива и Эйлата. Движение по асфальтовой реке на какое-то время становится оживленным, потом шоссе пустеет и к темному времени суток движение на нем стихает.
– Нам надо купить одежду, – сказал дядя Рувим, – оглядывая окрестности из укрытия в тени скалы. – В нашей перепачканной рванине мы и десяти минут не продержимся в людном месте. У кого как с деньгами?
С деньгами было плохо у всех.
То есть – совсем плохо.
Их не было.
В джинсах у Арин завалялись несколько монет по пять шекелей, но эти сбережения проблемы с одеждой, едой и питьем не решали.
Профессор Кац обшарил багажники трофейных квадроциклов и разочарованно зацокал языком – ну, вылитый бухарский еврей, обнаруживший недостачу в кассе. Рувим и не походил на звезду современной археологии – за последние пару суток дядя потерял весь профессорский лоск, обгорел больше, чем за долгие недели экспедиции, обтрепался и осунулся, только хвост седых волос на затылке по-прежнему торчал со всем возможным оптимизмом. Хотя оснований для оптимизма явно не хватало.
– Ну, и какие будут предположения? – осведомился профессор невесело. – Кого будем грабить? Нам надо хотя бы пару сотен долларов, не меньше. А еще лучше – больше. Купить телефон…
– Арендовать машину было бы неплохо, – продолжил Валентин.
Он тоже спрятался в тень и с наслаждением цедил теплую воду из пластиковой бутылки – медленно, по несколько капель.
– Ну, да, – улыбнулась Арин, сидевшая совсем рядом. – Арендовать…. Без документов, без кредитных карточек, без денег на залог…. Машину нам уж точно придется угнать!
Дядя Рувим одобрительно глянул на нее через плечо.
– Мыслишь правильно, – подтвердил он, разглядывая подступы к туристической тропе, которая вилась между скал по направлению к Эйн-Геди. Он потер красные, раздраженные солнцем и пылью глаза. – Значит так, есть следующие соображения. Первое, если мы ничего не сможем продать – мы ничего не сможем купить. Ясно?
– Что мы будем продавать? – спросил Валентин.
– Ну, тут выбор у нас невелик, – покачал головой профессор. – Или оружие, или квадроциклы. Продавать кого-то из вас в мои планы не входит. Продажа оружия – не лучший вариант. А вот квадроциклы…. Хоть и без документов, но вещь ценная! Как ты думаешь, Арин, в бедуинском хозяйстве найдется место двум железным коням? Долларов по пятьсот за штуку?
Он похлопал по пластмассовому кожуху одного из вездеходов.
– Состояние – отличное. Несколько дырок от пуль в обшивке на ходовые качества не влияют.
Арин кивнула. Идея явно пришлась девушке по душе и глаза сразу заулыбались.
– Да любой бедуин, Рувим… – начала, было, она и тут же задумалась. – Хотя…. Не любой. Ты же знаешь….
– Я как раз знаю одного, – сказал дядюшка уверенно. – Не то, чтобы мы дружили, он такой мужчина был, обстоятельный, не слишком общительный. У нас в подразделении служил, следопытом. Настоящий гашаш[14]! Наши задницы столько раз выручал, что и пересчитать трудно! Ребята шутили, что Зайд след птицы в небе на вторые сутки видит! И живет, если мне не изменяет память, где-то неподалеку, съезд с Первого налево. Я проезжал много раз и все никак не нашел времени заехать. Вот, shit! Надо было больше узнать про их обычаи! Слушай, Арин, они какие из них оседлые, а какие кочуют?
Арин пожала плечами.
– Ну и Бог с ними, – огорчился Рувим. – На месте разберемся. Хорошо, что не в Негев надо пробираться. Я уже сидеть не могу, все болит. Думаю, что меня он закладывать не станет в любом случае. Как-то договоримся….
Он гонял курсор по карте навигатора, разыскивая нужный район.
– Вот, – наконец-то заявил он. – Похоже этот съезд. А если не этот, то вот тот. Или вот этот. Если они не ушли отсюда…. А если ушли?
Дядя с негодованием почесал у себя под «хвостом».
– Если бы я понимал, куда мы можем сунуться! Если бы я вообще хоть что-нибудь понимал!
– Ты хочешь попасть в город? – спросил Валентин.
– Я хочу попасть в Иерусалим. Нам просто позарез надо попасть в Иерусалим.
– И что дальше? – задала вопрос Арин. – Будем прятаться?
– И прятаться тоже, – ответил профессор, ставя метки на карту. – Но не только прятаться. Если мы ляжем на дно, то найти нас будет трудно. Но возникает второй вопрос – сколько мы сможем прятаться, до того, как нас найдут? Вы же понимаете, ребята, что за нами гоняются не просто так. И не простые люди! Я и представить себе не могу, с кем, на каком уровне и как они решали вопросы! Почему все тихо?
– А, может быть, все представили, как очередные разборки? – предположила девушка, перешнуровывая ботинок. – Например, разборки русской мафии с торговцами древностями? Или еще что-нибудь такое же? Ведь раньше такое случалось….
– Возможно. Но все равно надо решать на самом высоком уровне. И долго такая ложь не проживет.
– А если им не надо долго? – Валентин не мог представить себе здешние расклады, но в родной Украине спрятать можно было все что угодно и на какой угодно срок. Как и в России. Как и в Белоруссии. Как и в Молдове, Казахстане и любой другой постсоветской стране. Были бы деньги, здоровая наглость и политическая воля, и события не попали бы на страницы газет или на ТВ-экраны.
Понятно, что в Израиле скрыть события такого масштаба труднее, но Шагровский, проработавший в медиа не один год, отдавал себе отчет, что люди везде одинаковы и там, где нельзя кого-то подкупить, там можно запугать, и, наоборот….