Мне есть до этого дело, потому что Вишенка пала жертвой интриги этого негодяя, а я ему хотел отмстить.
— Жертвой интриги?! Полно, Анжело! Ты должен признать, что публика имеет право свистать за насмешки над нею…
— За насмешки над публикой?! Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать, что Вишенка ни слова не знала своей роли.
— Нечего обвинять в этом ее, она не актриса, понятия не имеет о сцене… она потеряла голову при первом свистке.
— О! Конечно, она не привыкла к ним, как ты, Монтезума.
— Я должен заметить, что не буду больше играть с такими, которые не умеют мне отвечать.
— И я.
— И я.
— Вот как! Как вижу, тут эхо раздается!.. Довольно, мои милые друзья, я вас понимаю… вам хочется избавиться от Вишенки… мы все свободны, не заключали между собою контракта, а потому завтра же я уезжаю от вас искать другой дороги счастья и славы!..
— Как хочешь, — ты свободен, — желаем тебе успеха.
— А я пока желаю нам спокойной ночи.
Анжело берет лампу и выходит из зала под руку с Вишенкой.
— Напрасно, мой милый, оставляешь их из-за меня, я тебе повторяю, что актрисой не буду — у меня нет таланта.
— Оставь меня в покое, я очень рад, что нашелся случай избавиться от них. С ними ничего хорошего не наживешь. Они погрязли в старой тине. Я могу по желанию избирать место, роли и людей по своему усмотрению, наконец, перемена — это счастье! Это жизнь!
Размышления для Вишенки не очень утешительные.
Около десяти часов утра в Немуре остановился дилижанс для перемены лошадей. Анжело осведомился, есть ли в нем два свободных места, и, получив утвердительный ответ, отправился за Вишенкой. Багаж молодой девушки очень легкий, зато у ее спутника большой чемодан с театральными костюмами, а в кармане… всего сто франков. Этого очень мало для непредсказуемых путешествий вдвоем, но хотя кошелек у них мал, зато надежды большие. Анжело богат был ими, как вообще все молодые люди с артистической душой.
Молодая парочка уселась в дилижанс вместе с двумя спящими фермерами, и к ним еще присоединились какой-то военный с табаком во рту и старуха, постоянно нюхающая табак.
Анжело уселся поближе к Вишенке, а она прошептала:
— Куда мы едем?
Анжело расхохотался.
— Ты меня заставила задуматься! Поверишь ли, что я и сам не знаю, куда мы едем!
— Как, ты не знаешь, куда мы едем?!..
— Совершенно не знаю, — увидев карету, узнав, что есть два свободных места, пошел за тобой, уселись, да вот и едем, а куда? Даже не спросил. Впрочем, мне все равно, куда бы ни ехать, а разве ты предпочитаешь какое-либо место? Есть у тебя какой-нибудь план?
— Никакого, но приятнее было бы поехать в Баньоле.
— А-а! В Баньоле, где это?
— Не знаю, в какой стороне, но, кажется, около Парижа.
— А ты там кого-нибудь знаешь?
— Нет, никого, то есть там живет знакомый солдат, он раз останавливался в гостинице Шатулье и тогда принимал во мне участье.
— О! о! Что слышу! Может быть, жертва ваша?
— Нехорошо так говорить! Это бедный солдат, раненый, он давал мне хорошие советы, стоило ими воспользоваться.
— Я не верю в дружбу между мужчиной и такой, как ты, девушкой.
— Напрасно…
— Может быть, но уже таков я. Если хочешь мне доставить удовольствие, то не говори никогда про этого солдата в Баньоле. А теперь я расспрошу, куда мы едем.
И Анжело обратился к старушке:
— Можно у вас узнать, куда мы едем?
— Как куда? Вам должно быть так же известно, как и мне.
— Уверяю вас, что не знаю.
— Не делает вам чести, что вы насмехаетесь над людьми моих лет! — закрывая табакерку, сердито проворчала старушка.
— Вы мне не поверили, и я не буду вас больше беспокоить.
— Да, я вас всех хорошо знаю, вы сейчас мне скажете, что мы опрокинемся, что нам встретятся различные несчастья в дороге, и мало ли чего не наговорите.
— Я у вас, сударыня, кажется, ничего более не спрашиваю.
— Да, да, знаю я вас, не первый раз путешествую!
Молодой человек наклонился к Вишенке:
— Какая старая ведьма… О, Гратанбуль, где ты? Я сейчас бы тебя на нее напустил…
— Однако желательно бы знать, куда мы едем? — Анжело обратился к военному господину, а тот с гневом произнес целую дюжину немецких бранных слов. Окончив ругаться, немец снова принялся жевать табак.
— Это очень мило. Если бы я, по крайней мере, знал по-немецки, то бы понял его, а то даже и желанья не имел никогда трудиться над этим языком. Не разбудить ли мне этих спящих господ?
— Нет, нет, лучше подождем, а то, пожалуй, хуже этих рассердятся, — сказала Вишенка.
— Ну, пожалуй, подождем и поедем, куда нас повезут. Это еще забавнее.
При первой остановке дилижанса Анжело спросил у кондуктора:
— Куда мы едем?
— В Сан.
— Стало быть, удаляемся от Парижа.
— Да.
— Вишенка, мы удаляемся от вашего друга.
По прибытии в Сан первым делом Анжело заказал завтрак для себя и для своей спутницы. Выяснилось, что пятнадцать дней тому назад труппа актеров, дававшая тут представление, уехала в Оксер.
— Ах! Черт возьми, не могу же я один играть на сцене.
Вишенка предложила суфлировать своему возлюбленному.
— Этого недовольно, душа моя, надо ехать в Оксер, он стоит от Сан только в шестнадцати милях, там мы присоединимся к труппе.
Вишенка удивленно подняла брови.
— Видишь, друг мой, в Оксер есть театр, и это один из лучших городов провинции, да, да, я все забываю, что удаляемся от Баньолы, офицеру твоему надо подождать.
Вишенка ничего не ответила на насмешки возлюбленного, но молчание в таких случаях бывает хуже слов.
Молодые путешественники после обеда поехали в Оксер, но, проезжая в час не более одной мили, оказались там только на другой день. И действительно, здесь идут драматические представления и дела актеров отличны. Ободренный этим, Анжело заказал завтрак, рассчитывая пригласить по крайней мере двоих будущих товарищей. Между артистами не церемонятся. Вместо двоих пришли четверо мужчин и две дамы, одним словом все главные лица труппы. Они радушно поздоровались с Вишенкой и принялись восхвалять талант Анжело, хотя никто из них не видел его игры, но уверяют, что слава о нем дошла до них и он охотно этому верит. Завтрак отличный, шампанское льется рекой, пьют за здоровье нового товарища и его спутницы, однако она заявляет, что не рискнет больше показаться на сцену. По окончании завтрака антрепренер труппы и прочие прощаются и спешат к своим товарищам. Тут Анжело узнает, что репертуар этой труппы очень ограничен и что ни одна из пьес, ему известных, у них не поставлена, насчет поступления его в эту труппу ничего не решается. Вечером, однако, он отправляется в театр, желая во что бы то ни стало участвовать в спектакле, и добивается того, что в следующем спектакле предложена ему роль Фродиавола. Он возвращается в гостиницу и занимается приготовлениями к появлению на сцену Оксера во всем блеске. Вишенка берется за починку разных принадлежностей костюма. Анжело дает ей наставления, а сам ложится спать, чтобы сохранить свежесть сил и голоса. Вишенка почти целую ночь провела за скучной работой, которая вводит ее в размышления о поприще ее друга — как оно похоже на подержанный костюм Фродиавола, блестящий издали, но теряющий свою прелесть вблизи.
