— Это ужасно! Покинуть нас во время самого спектакля. Такой поступок достоин Альбертины и ее милой матушки.
— Довольно, дети! Надо скрыть перед публикой наше затруднительное положение, — говорит Дюрозо.
— Да, да, — прибавляет Гранжерал, — сору из избы не выносить. Наша Вишенка заменит Альбертину в роли Юлии.
— Она не имеет понятия об этой пьесе.
— Ничего не значит, Рамбур постоянно импровизировал на сцене; публике Вишенка нравится, этого достаточно. Она роль свою исполнит мимикой. Барабанщик горю поможет.
— А где же взять суфлера?
— Госпожа Рамбур не играет и возьмется за это.
— Будьте покойны, я играю роль Жисмена и обещаю вам сократить сцены с Юлией.
Вишенка очень удивлена новому назначению и отказывается от него, но благородный отец бросается перед нею на колени и умоляет принять роль Юлии.
— Ты наша спасительница, не отказывайся ради бога! — восклицает Анжело.
Вишенка соглашается. В то время когда ей надевают чепчик и фартук для роли субретки, Анжело старается дать краткое понятие о роли, но это все лишнее: как только Вишенка показалась на сцене — барабан не умолкает, Пуссемар пилит на скрипке что в голову придет, и публика, видя мимику и только мимику, уверена, что это продолжение пьесы «Два слова, или Ночь в лесу». Актеры не стараются вывести из заблуждения публику.
К счастью, Серполе не видел этой пьесы в Марселе, а Фромон, зная, не обращает внимания на игру и только всматривается в Вишенку. Занавес опускается, — публика расходится.
Серполе замечает, что конец не стоит всей пьесы.
XVI. ДЕБЮТИРОВАНИЕ ВИШЕНКИ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
На другой день после этого памятного спектакля актеры решили, что надо дать еще одно представление в Немуре. Отъезд Альбертины поставил их в затруднительное положение относительно выбора пьес. Однако что, если дать «Ричарда Львиное Сердце» или «Игру любви и случая»? Вишенке придется подготовить роль Антонио из «Ричарда Львиное Сердце».
На место госпожи Гратанбуль Пуссемар нанял отставного учителя чистописания, который за небольшое вознаграждение согласился выступить в качестве суфлера. Оркестр на этот раз будет состоять из трезвого барабанщика и гитариста. Решено бесплатных билетов не давать, потому что невыгодно, и публика, их получающая, слишком часто смеется.
В три часа пополудни Анжело, подготовив Вишенку, оставил ее в общем зале, а сам с товарищами отправился в кафе. Девушка решила подготовиться к спектаклю в саду, примыкающем к гостинице.
Для Фромона наконец настала желанная минута. В то время, когда Вишенка сидела около кустарника сирени и со школьническим прилежанием изучала роль, Фромон, раздушенный, припомаженный, подбоченясь одной рукой, а другую приложив к сердцу и закинув голову назад, остановился перед нею и умилительно прошептал:
— Божество!.. Восхитительная!.. Очаровательная!.. Честное слово!.. Еще красивее, нежели на сцене!
— Вы, месье, со мною говорите? — Вишенка подняла голову.
— А то с кем же! Кто же кроме вас, мог бы услышать такие пламенные признанья!..
— Извините, мне надо приготовить роль на завтра, если буду разговаривать, то не выучу ее.
— О! Бесценная! Кто имеет такие глаза, как вы, тому не нужно учить роль. Вы мимикой ее исполните, так, как вчера в «Мещанском свидании». Я ведь пьесу-то узнал, не то что наивные жители Немура — они не смекнули, в чем дело.
— Я уверяю вас, что мне надо учить.
— Полно, что за вздор…
Фромон сел на скамейку к Вишенке так близко, что она отодвинулась.
— Я вас испугал?
— Вам нет никакой надобности так близко садиться.
— Мне никогда не будет довольно близко, прелестная Вишенка!.. Вас так, кажется, зовут? Какое оригинальное имя… держу пари, что будете знаменитыми… обещаю вам славить и провозглашать его… Но я не люблю тратить слов напрасно, моя цель — выразить вам мои чувства! Я вас обожаю и люблю! Вчера это вы уже заметили. Не правда ли, как хорош был мой букет?
— Это вы его бросили?
— Конечно, я. Как она мило удивляется.
— Я вам очень благодарна за букет. Но не заслужила получить его.
— Завтра я вам брошу три.
— Они мне не нужны — бросьте другим актрисам.
— Других не желаю и знать, вас только обожаю. О! Что за талия! О! Прекрасная крошка.
Фромон обхватил ее талию, намереваясь поцеловать, но девушка ловко оттолкнула его.
— Ну-ну как вы ломаетесь, к чему это жеманство? Неужели вы такая жестокая?
— Я вас не понимаю…
— Хорошо, хорошо… разве так в роли написано?
— Вы мне мешаете ее учить.
— Полно, оставьте эти глупости, будьте благоразумны, пообедаем вместе, не так ли?.. Обед будет отличный, сами закажете… а сегодня ночью я вас буду ожидать… ключ оставлю… что, согласны?.. Решено?
Вишенка теперь уже понимала такого рода предложение, но нахальное и резкое обращение этого франта возмутило ее, и она ему сказала смело в лицо:
— Вы, сударь, как видно, привыкли иметь дело с женщинами, которые не оказывают сопротивления…
— Да, это правда, я одерживал всегда победы, и список моих жертв был бы длиннее, нежели ваша роль, милая моя.
— А я, сударь, не имею никакого желания увеличить этот список.
— Как, что вы говорите?
— Если не оставите меня в покое, то я уйду в свою комнату.
— Так вот как… нас не понимают! Полно, злючка, я не вполне еще объяснился, Ошибку свою сейчас исправлю. У меня не только образчики вин… есть несколько кусков шелковой материи, можно сделать хорошенькие платья. Я получил эту материю в обмен на бордосское вино… все лучшего качества… не помирится ли нам теперь?
Не отвечая, Вишенка встала и хотела удалиться, Фромон попытался удержать ее за руку:
— Как, моя красавица! Вы уходите, ничего мне не сказав?
— Мне нечего отвечать на все, что вы говорили.
— Кажется, мои предложения не такие, чтобы можно было от них отказываться. Ведь я дарю один, а может быть, два куска материи, если хотите…
— Я не нуждаюсь ни в вашем обожании, ни в вашей материи.
Фромон поправил свой галстук и важно произнес:
— Вы, должно быть, барышня, считаете меня за бедного приказчика, торгующего вином, но вы ошибаетесь. Меня зовут Александр Фромон, я племянник и единственный наследник Иосифа Фромона, у которого лучший винный погреб в Берси и сорок тысяч годового дохода. Дядя мой — больной человек, скоро умрет, и я все это получу. Занимаюсь же делами только для удовольствия дяди. А что скажете теперь, можно ли мною пренебрегать.
— Боже мой! Что мне до всего этого? Зачем мне знать вашу биографию, не трудитесь ее рассказывать.
