– Ты… напоил меня ядом?!
– Этот напиток – сама жизнь, но ты поймешь это чуть позже. А сейчас задай лучше вопрос, который давно вертится у тебя на языке, ибо мы скоро расстанемся.
– Что означает подаренный тобой оберег? Мне кажется, в нем скрыта какая-то странная сила…
– Значит, все-таки понял. – Воин удовлетворенно улыбнулся. – Я подарил тебе, своему спасителю, частичку божественной мощи. Она пока мертва, но руны[71] сказали мне недавно: «Придет Тот, Которого Ждали». Огонь высшей мудрости воссияет над твоей страной, парень, и в конечном итоге именно она будет править миром. Так решили боги. Оберег приведет тебя туда, куда нужно. Но поспеши: священный огонь может попасть в чужие руки и тогда заполучить его будет очень трудно.
Стоян опустил глаза, благоговейно взял в руки висевший на шее оберег, спасший его сегодня на жертвенном камне от верной смерти, и взглянул на обрамленный железным колечком серый камешек так, слово видел впервые в жизни. Когда же поднял голову и посмотрел в сторону воина – невольно отшатнулся: на камне никого не было! Пропали куда-то и волки. Лишь высоко на скалах сидели два больших ворона, но и они вскоре, взмахнув крылами, улетели в черное, без единой звездочки небо. Огонь начал быстро угасать, и спустя какое-то время Стоян оказался среди серого безбрежного пространства в совершенном одиночестве. Даже скалы растаяли как воск, сровнявшись с площадкой.
А затем невесть откуда налетел ветер, прямо на глазах превратившийся в ураган. Мощные воздушные потоки подхватили Стояна и снова куда-то понесли. Правда, на сей раз уже вверх, но теперь он чувствовал себя гораздо уверенней и страха почти не испытывал. Когда же оказался над хижиной старца, уверенность покинула его, ибо ветер внезапно стих, и Стоян, рухнув вниз с большой высоты, крепко ударился о деревянные детали крыши, успевшей за время его отсутствия вернуться на место.
– Ай! – вскрикнул Стоян от боли и… проснулся. Склонившийся над ним арбуй что есть силы хлестал его сухими ладонями по щекам. – Ты… чего?! – подскочил парень как ошпаренный, отметив попутно, что лежит на хозяйском ложе.
– Я думал, ты умираешь, – взволнованно отозвался старец. – Посинел вдруг, стал холодным как лед и дышать почти перестал!..
– Живой я, – буркнул еще не до конца пришедший в себя Стоян, почувствовав, что и впрямь сильно замерз, хотя в очаге буйно полыхал огонь.
– Испей. – Жрец протянул ему очередную чашу с каким-то напитком.
– Это то, што мы вчера пили? – отпрянул Стоян. – Нет, нет, не хочу больше!
– Не бойся, это всего лишь подогретый мёд. Правда, многолетней выдержки и из самой Гардарики[72]. Испей, и тебе полегчает.
Недоверчиво косясь на старца, Стоян поднес чашу к лицу и, определив по виду и запаху, что в ней и вправду мёд, с удовольствием осушил ее до дна. Согревшись же, засобирался в обратный путь: близился рассвет.
– Благодарствую за угощение, но мне пора, – сказал он старику, поклонившись.
– С тобой пойдет проводник. Зовут его Свид. Он исходил страну свеев вдоль и поперек, знает все их ловушки и места, где выставлены сторожевые вышки и дозоры. Представишь его своему воеводе. А там уж пусть он сам решает, как ему поступить. Предупреди только, что Свид может оказаться очень полезным для вас.
С тем и расстались. Свид, как и прочие помощники арбуя, был одет в черное, но под его плащом Стоян заметил кольчугу, на поясе – меч, а в сумку тот, не таясь, положил добротную пращу. По пытливому взгляду, которым арбуй одарил гостя на прощание, парень понял, что о его ночном видении-путешествии старцу все известно. «Может, потому и не стал расспрашивать?» – думал Стоян всю дорогу, пока впереди не показались вытянутые на пологий берег бухты знакомые ушкуи.
Носок заметил отсутствие друга лишь под утро, когда от костров кашеваров потянулся аппетитный запах. Поднявшись, он обошел все ермаки, возле которых уже толпился голодный охочий люд, но Стоян точно в воду канул. Носок собрался уж было бежать к походному атаману Игнату Малыгину, но тут раздался оклик дозорного, и он увидел приятеля, вышедшего из лесной чащи с каким-то человеком в черном плаще.
Носок кинулся навстречу с криком:
– Ты иде пропадал?! Я тут икру мечу, обыскался тебя!..
– Остынь, дружище. Потом расскажу, – строго ответил Стоян. – Поначалу мне надыть этого, – он ткнул пальцем в спутника, – к Варфоломееву свести. Дело срочное. Кашевару же скажи, штоб не забыл обо мне.
Стоян и незнакомец пошли дальше, а Носок остался стоять, запустив пятерню в затылок и озадаченно таращась им вслед. От него не укрылось, что за минувшую ночь увалень Стоян превратился в зрелого мужа: настолько точными и уверенными были теперь не только его движения, но и речь – не говорил, а прямо-таки топором слова рубил.
Небо над морем на востоке окрасилось в малиновый цвет. День обещал быть солнечным, ясным и ветреным.
Три ушкуя, в одном из которых находились и Стоян с Носком, плыли далеко впереди основных сил новгородцев, ибо сегодня им выпала честь нести дозор. Другими словами, в случае возможного приближения вражеских суден успеть предупредить своих. Дабы не вызвать у врагов подозрений раньше времени, одни ушкуйники скрыли свое воинское облачение под иноземными плащами, а другие укрылись под просмоленной парусиной. Так что теперь их ушкуи вполне можно было принять издали за небольшие, тяжело груженные суда ганзейских купцов. Для пущего же сходства хорошо владевшего языком свеев проводника Свида обрядили в дорогие одежды, и он изображал сейчас владельца небольшого торгового каравана.
Выяснилось, что Свид был из племени тавастов[73]. До Первого крестового похода свеев на Сумь в его родных краях проживало очень много христиан, придерживавшихся христианских обычаев и даже строивших себе небольшие церкви. Но потом племена тавастов восстали против христианства и завоеваний шведского короля Эрика Святого, причем их борьба за свободу и право почитания прежних богов длилась целых девяносто лет. Могущество свеев было тогда подорвано внутренними распрями из-за престолонаследия, поэтому укротить тавастов они долго не могли. Казалось, христианство в стране Сумь уже обречено на забвение. Однако в 1259 году полководец свеев ярл[74] Биргер, собрав остатки военных сил государства, вновь переправился через море и разбил-таки непокорных тавастов. С той поры племя тавастов словно испарилось, и о нем стали постепенно забывать.
