— Скоро все будет готово, — сказал он. — Выпьете по чашке чая, что-нибудь поедите. Может, кусочек ветчины, поджаренный хлеб и помидоры, а? Или что-нибудь горячее, чтобы посытнее было в дороге?
— Нику нельзя. От жирного его может стошнить. Он плохо переносит поезд, — тоненьким голосом сказала Кэрри.
— Тогда кашу. — Он беспомощно огляделся.
— Я сама сварю, — сказала Кэрри.
Она сняла с полки кастрюлю, достала из буфета пакет с овсянкой и, не глядя на него, занялась делом. Но чувствовала, что он смотрит на нее. Спиной ощущала его взгляд. А когда обернулась, он накрывал на стол.
— Тетя Лу… — начала она и затаила дыхание.
— Сбежала. Со своим избранником. Ты знала?
Она закусила губу так, что ей стало больно.
— Ник знал. А я нет.
Он хмыкнул, уронил ложку и наклонился, чтобы ее поднять.
— Она сама решила свою судьбу. Потом пожнет то, что посеяла!
— Вы сердитесь? — спросила у него Кэрри.
Он задумчиво чмокнул челюстью.
— Она ела очень много, ваша тетя Лу. Все жевала, жевала, как кролик. Теперь, когда, она уехала, одним ртом станет меньше, а значит, больше будет доход. Когда Фред вернется и займется делом, выгода станет заметней.
Кэрри вспомнился Фред на уборке сена. Как он стоял, нахмурившись, и говорил миссис Готобед, что не вернется в лавку после войны, что займется другим делом…
— Значит, мальчишке она призналась? — спросил мистер Эванс. — Почему же тогда не сказала мне? Не рассказала все откровенно, а сбежала, как вор в ночи? Оставила записку! Это, конечно, меня рассердило!
— Может, она боялась что вы будете ее ругать, — предположила Кэрри, но он только презрительно фыркнул.
— Боялась? Почему она должна бояться? Нет, она это сделала нарочно, чтобы меня унизить! Как и ее прекрасная сестра Дилис. Они обе стоят одна другой: просят чужого человека что-то передать, оставляют записки. Ты только посмотри на это! — Он достал из-за часов на камине коричневый конверт и вытряхнул его содержимое на стол. — Старая фотография! Вот и все, что я получил от Дилис после ее смерти, а даже это она мне не прислала, нет, мне пришлось самому шарить среди ее вещей, составляя опись, как велел ее важный лондонский адвокат!
Фотография была коричневой, уголки ее загнулись. На ней была изображена девочка в чепчике и в длинных с оборками панталонах, которые, выглядывая из-под платья, доходили ей до самых щиколоток. Она сидела в кресле, поставив ноги на скамеечку, а рядом с ней стоял мальчик в матроске. У обоих детей был высокий крутой лоб и бесцветные, навыкате глаза.
— Это… Это вы и миссис Готобед?
Он кивнул и откусил заусенец на большом пальце.
— Мне здесь около десяти лет. А Дилис чуть старше.
Кэрри с трудом сумела представить себе мистера Эванса таким юным. Он был младше ее. Младше Ника.
— Сорок пять лет назад, — сказал он. — Так давно, что и не вспомнишь. У меня есть еще одна фотография. Я ношу ее в часах.
Он вынул из кармана жилета свои старомодные часы-луковицу и щелкнул крышкой. С фотографии улыбалась, подпирая рукой голову, молодая девушка с волосами, забранными в пучок.
— Видишь на ней кольцо? — спросил мистер Эванс. — Это то, что теперь у тебя. Я купил ей его на первые заработанные мною деньги, и, когда она мне его вернула, я отдал его тебе. Так что твое кольцо не простое, у него целая история.
— А когда она вам его вернула? — спросила Кэрри, с трудом проглотив комок.
— Ты что, оглохла, девочка? Оно было вместе с фотографией. Ни письма, ничего, только мое имя на конверте, засунутом в шкатулку с ее драгоценностями.
— И больше ничего? — Спросить было нелегко, но необходимо, чтобы больше не сомневаться.
— Что еще могло там быть? — Он подозрительно посмотрел на нее. — Почему ты улыбаешься?
— Я просто радуюсь, — ответила Кэрри, и это была правда. Она была рада убедиться, что он не плохой человек и вовсе не вор. Но ему она сказать этого не посмеет. А потому ответила: — Я рада, что она оставила вам фотографию и кольцо. Этим она хотела сказать, что помнит все и думает о вас.
— А по-моему, это больше похоже на плевок в лицо, — сказал он. — Но если тебе хочется так думать, пожалуйста, я не возражаю. А теперь, ну-ка, побыстрее беги наверх и буди своего бездельника-брата, иначе вы опоздаете на поезд.
Он проводил их на станцию и усадил в вагон.
— Теперь все в порядке, — сказал он. — Ждать мне нет смысла.
Он не поцеловал их на прощание, но погладил Кэрри по щеке и взъерошил волосы Ника.
— Юный Никодемус, — сказал он и ушел.
— Что ж, с этим, по крайней мере, покончено, — повторил его фразу Ник и сел на место.
— Веди себя как следует, — наставительно сказала Кэрри. — Он, в конце концов, оказался совсем неплохим.
— Неплохим? — Ник закатил глаза.
— Не очень плохим. — Ей хотелось рассказать ему, что мистер Эванс не украл завещания, но с Ником никогда разговоров на эту тему и не было. А рассказать Альберту она не может. Она надеялась, что он будет на станции, но он не появлялся.
— Интересно, придет ли Альберт к насыпи помахать нам? На его месте я бы пришла.
— Так рано утром? — удивился Ник.
Кэрри вздохнула.
— Мы можем помахать дому, — предложил Ник. — После поворота есть место, где его видно.
— Я не буду смотреть, — сказала Кэрри. — Я, наверное, не смогу.
Она откинулась на спинку скамейки и закрыла глаза. День только начался, а она уже чувствовала себя усталой.
— Когда мы откроем пакет с обедом, Кэрри? — спросил Ник. — У меня совсем пусто в желудке.
Она притворилась, будто не слышит. Сделала вид, что спит. Она решила не открывать глаз до самой пересадки. А когда поезд тронулся, она подумала, что хорошо бы и уши заткнуть, потому что Ник стоял у окна и пел:
— До свидания, город, до свидания! До свидания, Павшие воины, до свидания, площадь! До свидания, церковь в воскресные дни! До свидания, куча шлака!..
«У меня разрывается сердце», — подумала Кэрри.
— До свидания, гора, прощайте, деревья! — бодрым голосом бубнил Ник, пока поезд набирал скорость.
Кэрри почувствовала, что больше не в силах терпеть.
— Прощай, Долина друидов!
Она вскочила и, схватив его за плечи, рывком усадила на скамейку.
Он начал вырываться.
— Пусти меня, пусти, гадкая девчонка!
Она засмеялась, отпустила его, повернулась к окну и…
И вскрикнула. Но в ту же секунду раздался гудок паровоза, поэтому никто не услышал ее крика. И только Ник увидел, как она открыла рот и широко распахнула полные ужаса глаза.
Он вскочил, и она прильнула к нему. Паровоз свистнул еще раз, и поезд вошел в туннель.
