— Я подумаю об этом, почтенный, — ответил Рамзес и в эту минуту решил превзойти своего отца и других своих предшественников на троне Обеих Стран. Его деяния превзойдут все, что они сделали для Амона, но… не сразу, а когда он сочтет нужным.
— Приготовлено ли все для праздника Опет?
— Да, Богоподобный, все Фивы в лихорадке перед праздником. Благодаря твоему присутствию это станет крупнейшим событием.
Рамзес отпустил верховного жреца и тотчас вспомнил о Бент-Амон.
Нефертари сама напомнила ему о его обязанностях:
— Ты взял ее в жены перед всем светом, и ты должен ее посетить. Мой высокий супруг не ощутит страха перед этой служительницей храма.
Рамзес засмеялся, но смех его прозвучал фальшиво.
— Страх? Я? Женщину, которую я побоюсь, Пта должен еще создать. Бент-Амон мне безразлична, она не затронула ни моего сердца, ни моих глаз. Я познаю ее как супруг, а затем отправлю в гарем и забуду о ней.
— Нет, этого ты не сделаешь! Амон не терпит шуток. Преодолей себя и дай ей то, что полагается супруге.
Ну, раз уж Нефертари этого желает… Однако Рамзес и сам хотел поближе узнать Бент-Амон. Эта нарочито целомудренная девушка, которую ему навязали и которая стала теперь его супругой по воле Амона, возбудила в нем непомерное любопытство.
И вот однажды вечером Рамзес пошел к Бент-Амон в ее покои. Ра уже отправился в свое ночное путешествие, и покои новобрачной слабо освещали две маленькие масляные лампы.
Рамзес любил девственниц, их стыд, и его мужское сердце радовало, когда он нежно прекращал их сопротивление.
Увидев в тусклом свете стройную, точеную Бент-Амон, стоявшую у ложа, он почувствовал сильное влечение. Однако Рамзес не рассчитывал на то, что бывшая певица Амона захочет превратить этот любовный час в священную игру.
Едва он вошел, она упала к его ногам. Фараон тотчас поднял ее и сказал:
— Оставь это! Ты моя жена, а не рабыня!
— Я приветствую только Благого Бога страны Кеми, сына Амона, великого властью, любимца Маат, Могучего Быка…
— Да, моя дорогая, давай на этом остановимся. Сегодня я твой Могучий Бык. Подойди, сними свою одежду…
Гордое строгое лицо Бент-Амон стало серьезным и торжественным, как во время культового действа. Она распустила завязки и пояс, позволив платью соскользнуть вниз, и стояла обнаженной перед супругом, чью руку она схватила.
— Веди меня к брачному ложу, о сын Солнца, которое оживляет сердца. Богоподобный должен обращаться со мной, как ему будет угодно, лишь бы я радовала его.
Рамзес услышал эти торжественные слова и из Могучего Быка получился Осел. Он не привык к подобному в своем гареме, там все было весело и просто. Нефертари тоже не превращала их часы любви в священнодействие.
Его фаллос уже висел, как увядший стебель лотоса, а Бент-Амон все еще стояла перед ложем, высокая, стройная, гордая. Божество, но, как казалось Рамзесу, совсем не существо из плоти и крови. «М-да… Красива, как изваяние Изиды, только кто захотел бы спать со статуей?»
Действительно, он чувствовал, что ее рука прохладна, как мрамор. В этот момент родилось новое имя Бент-Амон.
— Я буду тебя звать Изис-Неферт — Прекрасной Изидой. Ты торжественна, горда и непреступна, как богиня. Сегодня мы отпраздновали мистическую свадьбу, как боги: поглядели друг на друга и протянули друг другу руки. Все остальное наверстаем потом.
На прекрасном, суровом и неподвижном лице Изис-Неферт показалось нечто похожее на растерянность. Она, которая еще никогда не покорялась ни одному мужчине и, как будто по указанию свыше, хранила свое тело для встречи с сыном Амона-Ра, она, приготовившая ему в отличие от крестьянской дочери Нефертари культовую брачную ночь, отвергнута, отброшена! К ней проявили пренебрежение.
Чья в том вина? Изис-Неферт это было ясно. Вина не ее и не Рамзеса, во всем виновата Нефертари, которая околдовала его своими крестьянскими штучками, чтобы оставаться единственной супругой царя. Она хотела иметь Рамзеса только для одной себя и отняла у него, уже имевшего десятки детей, его мужскую силу. И великим храмом Амона Изис-Неферт поклялась отомстить этой женщине.
Город подготовился к ежегодному празднику Опет, которому особенный блеск должна была придать юная царская чета.
Рамзес сделал все, чтобы превратить этой древний длящийся целых одиннадцать дней праздник в незабываемое событие для жителей города. Он велел доставить из близлежащих владений все имевшиеся запасы зерна, скота, фруктов, овощей, вина и других припасов. Эти одиннадцать дней народ Фив был гостем царя и не должен был испытывать недостатка ни в чем. Некоторые управители поместий едва не впали в отчаяние, когда уполномоченные царя забирали с их складов последний горшок меда и последний кувшин вина. На целый день город превратился в громадную кухню. Здесь варили, пекли, тушили, жарили; рев забиваемого скота доносился до гробниц по ту сторону Нила и, верно, выманил ка некоторых умерших предшественников Рамзеса из их Жилищ Вечности.
Запахи жареного мяса, свежеиспеченного хлеба, тяжелый аромат вина и пива пронизывали город, проникали в отдаленные сады, заглушая аромат цветения, в храмы и дворцовый квартал.
На празднике Опет ежегодно праздновали соединение Амона с его супругой Мут. Он начался с торжественной жертвы царя перед священной семьей Амона, Мут и Хона в Большом храме.
Час спустя после восхода солнца Рамзес и Нефертари покинули дворец, их торжественно принимали четыре жреца Амона и верховные жрецы других богов. Царская пара заняла места на переносном двойном троне, и торжественная процессия медленно двинулась к Большому храму.
В этих сакральных церемониях народ не принимал участия. Все происходило в закрытом пространстве между дворцом и храмом.
В третий раз беременная Нефертари была почти подавлена тяжестью сверкающего золотом урея, в то время как красно-белая двойная корона еще больше оттеняла сильную и крупную фигуру царя. Среди членов царской семьи с гордо поднятой головой шагала также Изис-Неферт, она выглядела неприступной жрицей. Четырехлетний наследный принц Амани и его сестра Мерит, которая была старше его на два года, сидели в маленьких носилках и еще полусонные смотрели на торжество перед собой.
Перед святилищем фараон встал с трона, взял горшочек с благовониями и совершил жертвенное курение, перед золотым изображением Амона.
Рамзес произнес гимн Амону:
— Единственный, живущий в вечности, твой блеск равен блеску небесной богини, все глаза смотрят на тебя, все люди восхваляют тебя, ты, освещающий Обе Страны, прародитель богов, который создал себя сам…
