Скансио изучающе поглядел на лекаря.
Кардинал тоже бросил суровый взгляд на дона Диего, и от этого взгляда врачу сделалось хуже, чем пациенту.
– Оно с вами?
– Да, ваше преосвященство.
– Вы считаете возможным мне его показать?
– Клянусь всеми силами небесными – да. Тем более что оно предназначено вам.
– Чем вы можете удостоверить ваши слова?
Иностранец вяло улыбнулся.
– Ничем. Вам придется поверить мне на слово, что я Антонио Колона, в недавнем прошлом кардинал Римской католической церкви, член папской курии.
Отец Хавьер внимательно смотрел на него сквозь заляпанный салом подсвечник.
– Каким же образом вы лишились и своего сана, и своего положения? С таких высот не падают по собственной воле или по недоразумению, согласитесь. Лишь стечение обстоятельств, исключительно роковых, могло привести к такому итогу.
Иностранец опять улыбнулся:
– Святой отец, напрасно вы делаете вид, что обстоятельства моей гибели вам неизвестны.
– Гибели? Вы не оговорились?
– Я не оговорился. И я имею в виду не свою гражданскую гибель. После того как я упустил из своих рук половину доходов его святейшества за год, она была мне обеспечена, несмотря на все мои связи и несмотря на богатства и родовитость моего семейства.
– Вы не захотели, чтобы ваши родственники принуждены были расплачиваться с папской казной за ваши упущения?
– Что-то вроде того. Я предпочел исчезнуть, тем более что обстоятельства, приведшие к гибели второй папской галеры, были таковы, что сделать я это мог без труда.
Отец Хавьер налил из глиняного кувшина воды в неглубокую глиняную же чашку и пододвинул к гостю.
– Это вино? – спросил тот с явной надеждой в голосе.
– Это мое любимое вино,– отвечал суровый старик, не теряя ни грамма своей суровости.
Антонио Колона выпил воду, похвалил букет напитка и вкус хозяина кельи.
– Теперь, когда вы подкрепились, я бы попросил вас как можно подробнее рассказать мне об обстоятельствах того трагического события. Я имею в виду захват пиратом Харуджем двух галер с римской казной.
– Могу ли я считать, святой отец, что вы мне поверили и принимаете меня за того, кем я называюсь?
– Не спешите. Многое в этом смысле будет зависеть от вашего рассказа.
– Святой Боже, вы продолжаете подозревать во мне авантюриста, которому зачем-то нужно выдавать себя за несчастного Антонио Колону?! Подумайте, ведут ли себя так настоящие самозванцы? Выгодно выдавать себя за богача, за императорского сына, за… да за кого угодно выгоднее выдавать себя, чем за меня!
Отец Хавьер спокойно переждал вспышку.
– Рассказывайте. Рассказывайте подробно. Поверьте, у меня есть основания относиться к этой истории настолько серьезно, насколько я к ней отношусь.
Итальянец повесил голову, приходя в себя и собираясь с силами.
– Учтите, ваш рассказ я буду сличать с теми многочисленными свидетельствами, что уже имеются у меня под рукой. Если вы лжец, это откроется очень быстро. И, не хочу скрывать, в этом случае последствия будут для вас плачевны.
Итальянец вздохнул:
– Ирония бесчувственной судьбы. Я стремился к вам как к спасителю, вы же видите во мне врага или преступника. А может, и то и другое вместе.
Кардинал дочитал свиток. Позволил ему медленно свернуться в своих подагрических пальцах.
Появился врач с большой серебряной чашкой бульона.
Его преосвященство поморщился:
– Я не буду есть.
Дон Диего, памятуя о своей недавней промашке, настаивать, как обычно, не посмел. И удалился.
Генерал счел возможным заметить:
– Не думаю, что со мною согласятся наши врачи, но позвольте донести до вашего слуха одно мое сугубо медицинское наблюдение.
– Доносите.
– Все те месяцы, что я сидел в подвале, меня кормили одной лишь жидкой кашей без намека на какое-нибудь масло.
– И что же?
– Ни одного, поверьте, подагрического приступа. И сейчас мои суставы гнутся, как у юноши.
Кардинал перевел на генерала тускло светящийся сквозь пленку боли взгляд:
– Придумали, чтобы меня развлечь?
– Отнюдь нет. Поверьте. Тюрьма всем нехороша, но в рассуждении…
– Тогда присядьте.
– Вы хотите…
– Немедленно при мне присядьте!
Генерал, пытаясь на ходу сообразить, не оскорбляет ли эта резкая просьба его дворянское достоинство, поднялся из кресла, вышел на середину спальни, так, чтобы его хорошо было видно всем, раздвинул руки в стороны и начал медленно приседать. Суставы затрещали, как будто в каждом ломалось по пучку хвороста. Но выражение генеральского лица оставалось спокойным. Было видно, что никакую боль он не перебарывает.
– Можно вставать?
– Вы ведь всегда славились умением поесть и выпить, если я не ошибаюсь.
– Именно так, ваше преосвященство.
– Пищу вы любили острую, а вино густое?
– Не представлял, что вы до такой степени интересовались моими привычками. Можно мне теперь встать?
– Если сможете.
Генерал Тобарес шумно набрал воздуха в грудь. Бледная голова его быстро налилась кровью. Все крупное тело задрожало, качнулось, но тем не менее стало неуклонно выпрямляться. Когда победа была одержана, победитель был на грани обморока и одновременно блаженства.
– Вот видите, дон Диего,– сказал ехидно его преосвященство своему личному эскулапу,– есть на свете методы намного надежнее ваших. И родом они не из Индии, они почти местные. Что вы на это скажете?
Лекарь развел руками:
– Ваше преосвященство, но подумайте сами, что бы вы сделали со мной, если бы я предложил вам сесть в тюрьму!
Кардинал неожиданно расхохотался:
– Знаете, дон Игнасио, этими своими упражнениями вы порадовали меня значительно сильнее, чем этим письмом.
Отец Хавьер поднял руку:
– Погодите. Вы хотите сказать, что краснобородый Харудж явился к вам на галеру без бороды?
– Не просто хочу это сказать, я это утверждаю. Я был поражен не меньше вашего. Слухи о подвигах человека с рыжей бородой дошли до самого папского престола. Отсутствие же бороды у того, кто ношением ее прославился…
– Но, может быть, это был не он? С чего это вы решили, что этого человека нужно называть именно так? В вашем положении любой разбойник мог показаться именно Харуджем.
– Святой отец, у меня есть глаза и есть уши, и в тот момент они были так же здоровы, как и ныне. Я видел собственными глазами благоговейное преклонение пиратов перед своим вожаком, а надо вам сказать, что это были по большей части настоящие звери в человеческом обличье. Только человек с особенными задатками мог до такой степени подчинить их своей воле.
– Но может статься, на ваши галеры напал очень влиятельный разбойник, но не именно Харудж. Понимаете меня? Среди тех, кто плавает по морям, полно людей волевых и кровожадных. Скажу больше, стать капитаном пиратского судна, не обладая этими качествами, просто невозможно. У страха глаза велики, и вы могли принять обыкновенного разбойника за необыкновенного, коим, вне всякого сомнения, является Краснобородый.
