Черные с проседью, взлохмаченные брови насупились, тяжелый пьяный взгляд уперся в лицо Наумова.
— Я не ветхозаветный пророк, — сказал Трахомов густым резким басом, — но скажу: хоть ты и красив, однако не чистых кровей человек. Верно я говорю, нет?
— Матвей Владимирович, — взмолилась генеральша, — снова вы затеваете скандал. Угомонитесь, прошу вас.
Наумов положил на стол салфетку и спокойно сказал:
— Благодарите, господин полковник, Елизавету Дмитриевну, она вас выручила.
— Полноте вам, господа… — успел было сказать генерал.
Голос его заглушил смех Трахомова. Вдруг он оборвался.
— А что бы ты сделал? Хотелось бы мне знать, — медленно и вызывающе спросил Трахомов.
— Мне ничего не оставалось, господин полковник, — спокойно, но твердо сказал Наумов, — как доказать, что ваша кровь ничем не отличается от моей.
Глаза Трахомова напряженно сощурились.
— Ишь-шь ты… слова ему грубого не скажи. Будто он сам обергофмаршал высочайшего двора… Молодец, люблю таких.
Таня сидела, не шелохнувшись.
Воспользовавшись этим представлением, журналист сделал вид, что не слышал реплики полковника, и продолжал:
— С вашего позволения, Елизавета Дмитриевна… Я задал ему второй вопрос: «Может ли Крым служить этим благородным целям?» Главнокомандующий ответил, что в социальном и экономическом отношениях лучше всего начать с казачьих земель Дона, Кубани, Терека и Астрахани.
— Но там ведь большевики, — наивно сказала Елизавета Дмитриевна.
За столом переглянулись.
— Где большевики? — оторопело переспросил Любомудров.
— В казачьих областях, Вадим Михайлович. И говорят, что они развернули такую пропаганду, что даже все оставшиеся там белые покраснели, как пасхальные яйца, и прикрепили к пикам красные флажки.
«Если Врангель дал такое интервью, то это уже не мечта, а устремление, — думал Наумов. — Но насколько все это реально? Существует ли для этого материальная и военно-политическая основа, при наличии которой можно серьезно говорить о конкретном плане захвата казачьих областей? Это очень важно знать».
Его внимание привлек Трахомов. Тот налил себе полный фужер «николаевской», залпом выпил и стал с остервенением хрустеть и чавкать. Это не мешало ему внятно говорить.
— Пропаганда Советов на Кубани — это блеф. Она не убеждает, а раздражает казаков. Они там горланят: «Заводы — рабочим, землю — крестьянам», сами же грабят тех и других, а у казаков отнимают все подчистую: хлеб, мясо, масло… И кстати, пасхальные яйца, оттого что их покрасят, не меняют своего внутреннего содержания.
— Да-да, друзья мои, — подключился Любомудров. — Матвей Владимирович прав. Казачество — это пороховая бочка. Поднеси факел — произойдет взрыв. Смею вас заверить, казачество пойдет за тем, кто даст ему более убедительные гарантии вечного землевладения. В этом отношении майский приказ Врангеля является тем рычагом, который всколыхнет все казачество от Дона до Терека и поставит его под боевые знамена.
«Вот она, военно-политическая программа Врангеля», — подумал Павел. Только теперь он понял, какую опасность таит в себе даже близость Врангеля к казачьим областям. Ведь в его армии донские, кубанские и терские полки и дивизии.
— Вы говорите о гарантиях землевладения и в этой связи упоминаете приказ главкома, судя по всему не секретный, — заметил полковник Наумов и спросил: — Любопытно да и полезно знать, что в упомянутом приказе может оказать столь сильное воздействие на казачество?
— Этот приказ утверждает разработанный правительственным сенатом земельный закон. Он, правда, еще не опубликован, но уже стоит на вооружении нашего священного дела, ожидая своего сигнала…
Не зная, о каком земельном законе идет речь, в чем его суть и почему он должен сыграть столь большую роль в судьбе казачества, Павел решил подбросить в костер разговора сухого хвороста.
— Мне сейчас трудно представить, — сказал он Любомудрову, — можно ли предложить крестьянам и казачеству что-либо соблазнительнее того, на чем сыграли большевики? Отняли землю у того, против кого воюют, и отдали тому, на кого делают ставку.
— Дорогой Павел Алексеевич, чувствуется, что вы не очень сильны в вопросах землевладения. Сущность земельного закона Врангеля заключается в том, что он отдает землю народу, но не всему вообще, а передает и закрепляет ее за каждым хозяином в отдельности. Новый хозяин получает землю в собственность за выкуп, который равняется одной пятой части среднего урожая. Внести выкуп надо в течение двадцати пяти лет…
— В этом есть резон, — улыбнулся генерал, — ведь крестьяне и казаки испокон веков считают: то, что не куплено тобой, не твое.
Любомудров, обрадовавшись поддержке генерала, воскликнул:
— Совершенно верно!.. Так вот: «Долой помещиков, да здравствует крепкий земельный хозяин!»
По мере того как ширился разговор о самом больном и насущном вопросе — о земле, Трахомов все больше накалялся. А когда журналист бойко выкрикнул лозунг, он резко повернулся к нему:
— Долой помещиков, говоришь, газетная мразь?
Журналист хотел было достойно ответить полковнику, с приличного расстояния, разумеется, но генерал понял, что без его вмешательства скандала не избежать, и громко сказал:
— Не стоит, господа, ссориться из-за того, что в действительности имеет место. Более того, этот приказ о земельном законе начинается словами главнокомандующего, которые, как известно, стали лозунгом борьбы. «Я призываю, — говорится в нем, — на помощь мне русский народ! Народу — земля и воля в устроении государства. Земле — волею народа поставленный хозяин!»
Трахомов сидел, низко опустив голову. Массивное тело напряглось, на щеках вздулись желваки. Он тихо сквозь зубы спросил:
— Народу — земля, говорите, и воля?.. — Полковник медленно поднял голову, молча оглядел всех, как смотрит человек, не совсем уверенный, туда ли он попал. — А хозяин земли волею народа поставленный? — Голос зловеще крепчал, взгляд наливался лютой злобой.
Предчувствуя взрыв, который может испортить вечер, генерал подошел к Трахомову и взял его под руку.
— Вдумайся в мои слова, Матвей Владимирович, — мягко сказал он. — Большевики отняли землю у помещиков и передали ее народу. Закон наш, — он сделал ударение на этом слове, — закрепляет землю за каждым отдельным крепким хозяином, который выкупает ее. То есть сохранен принцип частной собственности. Что касается помещичьего землевладения, то в казачьих областях его кот наплакал. А нам надо в борьбе с большевиками опираться на возможно более широкие массы казачества. Именно на Дон и Кубань нацелена эта реформа. И это, слава богу, поняли все.
