Всюду, где появлялся Александр, люди улыбались шире, двигались быстрее, работали энергичнее. Он согревал их, как костер, просто тем, что был с ними.
Клеомен осторожно усадил Мериамон на песок, в стороне от людей, но достаточно близко, чтобы видеть, что они делают, а сам плюхнулся рядом, стараясь отдышаться. Остальные, немного постояв, направились к мосту. Кроме Нико. Он стоял на страже с копьем в руке. Сехмет несколько портила картину, усевшись на его плече.
Мериамон наблюдала, как люди Александра строят мост Александра. Сделана уже такая огромная работа — и такой малый результат, а город молча ждет за высокими стенами, надменный и неприступный. Они будут сражаться, когда придет время. Корабли входили и выходили из гаваней: из Сидона — к северу от мола, из Египта — к югу. Они везли продовольствие осажденным. Моряки насмехались над людьми на берегу, смеялись и дразнили и несколько раз даже мочились в их сторону.
— Мы помочимся на вас! — кричали они на плохом греческом. — Приходите под стены и увидите. Прямо на вас, прямо в глаз вашему царишке!
— Поспорим? — Это был голос Александра, высокий, резкий, и ошибиться было невозможно: он смеялся.
— Давай, — закричал в ответ один из моряков. — На что?
— На твою шкуру, — отвечал Александр. — И в придачу на твой город.
Из-за заносчивости капитана корабль слишком приблизился к берегу и почти вылетел на песок. Морякам пришлось вытаскивать его на глубокую воду, а македонцы издевались над ними. Никто и не подумал выстрелить из лука или бросить копье.
«Еще не время, — подумала Мериамон. — Но скоро они вспомнят. Когда польется кровь».
Она очень устала, но ей не хотелось спать. Она лежала в своем песчаном гнезде. Сехмет гонялась за стайкой морских птиц — кошка песочного цвета на песчаном берегу.
Мериамон на мгновение закрыла глаза. Когда открыла их вновь, над ней стоял Александр, обветренный, загорелый и вспотевший. Он чуть ли не дымился. От него пахло морем и солью. У него был такой вид, как будто он хотел схватить ее и сжать в объятиях, или, наоборот, вытрясти из нее душу за то, что она слишком рано позволила себе слишком много.
Его сила была для нее слишком велика. Он словно пригвоздил ее там, где она лежала.
Он плюхнулся на песок рядом с ней, улыбаясь, как мальчишка, и хмурясь одновременно.
— Тебе нельзя быть здесь.
— Можно, — возразила она. Улыбка на его лице одержала победу.
— Конечно, ты должна была так поступить. Я бы сделал точно так же. Я поступал так, когда больной купался в Кидносе. Филиппос был вне себя.
— Я не боюсь Филиппоса.
— И я не боялся, — сказал Александр, — хотя должен был бы. Раньше я часто болел. Но потом стал сильнее. — Он внимательно рассматривал ее. — Ты выглядишь заметно лучше.
Мериамон засмеялась. Слабо, но с искренним весельем.
— Я выгляжу, как подкрадывающаяся смерть. Но это ничего. Я никогда особо не переживала из-за своего вида.
— Не говори так, — возразил Александр.
— Почему? Это же правда.
— Никогда не понимал излишней скромности, — сказал Александр и растянулся, опираясь на локоть. Он отдыхал, но видел все, что происходило там, где были люди. Глаза его никогда не отдыхали, так же, как и его ум.
— Ты приходил, когда я болела, — сказала она.
— Раз или два, — ответил он. — Ты заставила нас поволноваться.
Она не обратила внимания на эти слова.
— Ты был на свету. Я не знала, что это ты — и все же я знала. Понимаешь ли ты, сколько в тебе силы?
Она не имела в виду тело. Его глаза чуть сузились, брови сошлись.
— Я молился, — сказал он. — Я принес жертвы. Я решил, что твой Имхотеп не станет возражать, если я назову его Асклепием.
— Или Эшмуном? — спросила она. Александр пожал слегка плечами.
— Я посылал в храм в Сидоне. Жрецы сказали, что против болезни у тебя есть твои боги и твоя сила.
— Есть, — согласилась Мериамон и перевела взгляд с Александра на начатые им работы. — Ты, кажется, забыл про них.
— Нет, — ответил Александр.
— Разве?
Он был спокоен, голос звучал мягко. Не так, как во время разговора с послами из Тира. Но это был голос человека, с которым кто-либо мог спорить.
— Когда я спал ночью, накануне нашего прихода в Тир, я видел сон. Ко мне явился человек. Очень большой, но не такой большой, как я мог бы ожидать. У него была палица и одет он был в львиную шкуру. Конечно, я знал его имя.
«Геракл, — сказал я, — ты мне снишься или это знамение?»
«Если ты знаешь мое имя, ты знаешь и остальное», — отвечал он.
— Это меня рассмешило, — продолжал Александр. — Это было невежливо, но он тоже смеялся вместе со мной.
«Ты знаешь, что тебе надо делать, — сказал он. — Этот город твой; я объявляю тебя моим наследником».
«Даже если мне придется взять его силой?» — спросил я.
«Даже тогда», — подтвердил он.
Александр умолк. Мериамон ничего не говорила.
— Видишь, — сказал Александр, — я тоже вижу сны, вещие сны. Вот что я должен сделать. Когда я это сделаю, я пойду в Египет.
Мериамон могла бы поспорить и с богом, если бы посчитала это нужным.
— Сколько же это будет продолжаться? Сколько дней, Александр? Сколько месяцев будет потрачено зря из-за того, что ты сгоряча дал клятву?
— Я был зол, — ответил он, — но я не лишился разума. Тир достаточно силен, чтобы сломить меня, если я не сделаю этого первым. К тому же Тир служит царю персов.
— Тир не захотел дать тебе то, чего ты хотел.
— Вот именно, — легко согласился Александр, — и он за это заплатит. Даже если бы он и не заслужил хорошей трепки, я не хотел бы иметь его у себя за спиной. Это необходимость, Мериамон, и здравый смысл воина. Даже вопреки воле богов.
— Это задерживает твое прибытие в Египет.
— Не навсегда.
— Но надолго.
Александр отбросил волосы, упавшие ему на лицо. В конце концов он просто мальчишка, хотя и такой блистательный, хотя и такой царственный.
— Я возьму Тир, — сказал он.
— Или Тир возьмет тебя.
— Никто никогда не победит меня, — возразил Александр.
— Никто из людей, — ответила Мериамон, — возможно. Но есть еще боги. И в конце концов есть еще смерть.
Ни одно облачко не закрывало солнце, но оно словно потускнело на мгновение и ветер стал холоднее. Потом Александр рассмеялся, резко и коротко.
— Смерть приходит за каждым. Я буду жить, пока могу, беречь свою честь и держать свое слово. Когда Тир станет моим, я пойду за тобой в Египет.
Дни медленно тянулись от зимы к весне. Дамба Александра приближалась к Тиру. Мериамон чувствовала себя совершенно опустошенной: женщина без тени, жрица без богов, волшебница, лишившаяся своей волшебной силы. В душе у нее была только зима, никакой весны, хотя тело ее снова стало здоровым и сильным.
