Мой друг, горячо пожав мне руку, одобрил мои рассуждения и пообещал мне место на корабле для моих личных товаров весом в треть тонны.
Со всей страстью я взялся учить язык и в три месяца им вполне овладел.
И вот настал долгожданный день, когда три превосходно оснащённые корабля вышли из Рэтклиффа, пригорода Лондона, и взяли курс к устью Темзы. И было это десятого мая 1553 года».
И тут Ярослава прервали.
– Ой! – воскликнул сидящий среди малышей Брюс.
И, едва лишь лица всех сидящих за столом повернулись к нему, он, покраснев, добавил:
– Получается, сундук в земле двести лет пролежал. Извините.
Мы все заулыбались и кивнули ему. А Ярослав продолжил переводить:
«Ужасное событие настигло нас третьего августа в полдень. Налетел столь чудовищный шторм, что корабли не в силах были удержаться вместе. И «Благая надежда» и «Благое упование» унесены были волнами. И, когда 24 августа наш корабль «Эдуард Благодетель» нашёл устье огромной реки, он был в одиночестве.
Здесь мы встретили рыбаков-московитов, которые сначала от страха хотели бежать, но когда сам Ричард Ченслор приветствовал их, они отвечали ему с такой добротой и радостью, что напоминали детей. Когда командный толмач финн Калев сообщил рыбакам, кто мы такие, они с радостью отправились сообщить об этом своему воеводе, который сидел в городе, именуемом «Двина».
– Кто такой толмач? – торопливо спросил Чарли.
– Тарджуман, – машинально ответил я.
– А кто такой тарджуман? – тут же спросила маленькая Ксанфия.
– Человек, который умеет понимать смысл иностранных слов, – сказал я с некоторой задумчивостью, – и рассказывает о них другим людям.
И кивнул Ярославу.
«И вот прибыл на корабль воевода Феофан Макаров. Он пообещал всячески посодействовать поездке Ричарда Ченслора, имеющего на этот случай королевскую грамоту, в Москву, к их царю Ивану Васильевичу. По указанию воеводы мы отвели корабль в удобное место стоянки, которое они называли Унский залив, и стали готовиться к поездке. Но воевода Феофан Макаров вместо помощи стал всячески затягивать нашу поездку. Я много раз успокаивал Ричарда Ченслора, подслушав, что воевода ждёт возвращенья гонца, которого тайно отправил к царю для получения указаний. Нам дали отличный и бесплатный провиант и удобно всех разместили. Но когда прошло три месяца, Ричард Ченслор возмущённо заявил воеводе, что мы уезжаем домой, и Феофан Макаров будет считаться виновным в том, что грамота короля Эдуарда не пришла к царю Ивану. И воевода, испугавшись, дал нам сани и провожатых.
И вот 23 ноября на санях мы отправились в путь. Купцы Эдуардс и Бэртон, поскольку были назначены таковыми Советом «Общества», взяли для своих товаров каждый одни сани. Мои же товары везти никто не брался. И тогда я, дерзнув исполниться скрытой решительности, пришёл к самому воеводе, который был растерян и очевидно испуган. Я сказал ему, что он хорошо сделает, если даст свои личные сани для подарков, которые мы везём царю Ивану. И что, если он сделает так, я сообщу о его хорошем поступке Ивану Васильевичу, когда он нас примет. Воевода с радостью дал мне сани, а я сказал Эдуардсу и Бэртону, что везу имущество воеводы.
После утомительного пути мы прибыли в Москву, и с изумлением нашли, что это город больше Лондона, даже со всеми его предместьями. Но ещё более я был изумлён, когда нас принял царь. В его обеденной зале кроме нас сидело сотни две человек, его самые близкие слуги, «бояре». И всем им подавали на золотых блюдах. Я незаметно повертел и постукал своё, нет ли какого обмана, но мне ли не знать золота!
И вот, я подслушал из разговоров бояр, что наше посольство царю Ивану очень и очень выгодно, так как он желает сильного и прочного мира с Англией, намереваясь вступить в тяжёлую войну с Ливонией. Тогда я перестал опасаться скрытой вражды и, обнаружив перед русскими знание языка, стал торговать.
Больше всего прибыли мне принесли, как ни странно, английские швейные круглые иглы, когда русские пользовались кованными трёхгранными. А золота в этой стране оказалось так много, что я с первых же доходов заказал изготовить себе полный набор посуды, какую видел у царя Ивана. Потом, когда золотую посуду мне принесли, я укрылся в палате и с помощью весов и пробирного камня проверил качество золота, и нашёл его превосходным. Тогда я с приятностью для себя сделал вывод, что мастера русские честны».
– Иначе и быть не может! – громко и неожиданно сказал Глеб. – Мастерство – это дар Божий. А станешь обманывать – однажды проснёшься бездарным!
Мы с Ярославом взглянули друг на друга, с пониманием дела кивнули. И он продолжил переводить:
«С огромной выгодой я продал железо, особенно инструменты, и дороже столярных и кузнечных у меня купили инструменты лекарские и мореходные. Загрузив свои сани купленными сверхдёшево мехами, воском и мёдом, я с сильной похвалой себе с нетерпением ожидал окончанья посольства.
И вот 15 марта 1554 года мы покинули Москву. Ричард Ченслор, вздрагивая иногда от восторга, вёз грамоты «Ивана Васильевича, царя Русского и Великого князя Московского», к нашему королю Эдуарду. А я, так же вздрагивая от восторга, вёз целый сундук посуды из чистого золота.
В великой славе мы прибыли в Англию! Здесь мы узнали, что король Эдуард умер, и страной правит теперь новая королевская чета – Филипп и Мария. Ричард Ченслор отправился доставить им грамоты Московского царя с тем, чтобы получить ответные, и с целью снарядить новое посольство.
Я же едва не сошёл с ума от той неописуемой выгоды, с которой продал меха, воск и мёд. Но, дерзнув исполниться скрытой решительности, я в Совете «Общества» предъявил таблицу своих затрат и расходов в покупке и продаже Московских товаров. Да, я впервые в жизни раскрыл великий купеческий секрет полученной прибыли, но взамен обрёл такое уважение и почёт, какого в то время не имел никто из торговых людей, а таблицу мою всё равно составило бы вскоре новое посольство.»
Тут Ярослав перестал читать и, подняв голову, произнёс:
– Дальше озаглавлена «Часть вторая». Устали слушать или будем читать дальше?
Ответ был единодушен, и Ярослав принялся бегло переводить дальше:
«Часть вторая монографии Исаака Торна, купца из Бристоля.
18 апреля 1557 года вернулся из плавания корабль нового посольства «Филипп и Мария», и вот с грустью узнали мы судьбу наших двух кораблей, унесённых штормом. «Благая надежда» и «Благое упование», которые отнесло далеко на север, найдены рыбаками-московитами. Все люди на них умерли от голода и мороза. Узнав об этом, царь Иван распорядился привести корабли в устье Двины и описать их имущество. И наше посольство с удивлением отметило, что на кораблях не пропало и нитки.
