потому, что пристрастен был к доксографии; однажды он открыл для себя таинство самого процесса копирования: переписывая сочинения ветхих философов, он таким образом насыщался изложенными на пергаменте истинами, как если бы они обретали материальное воплощение, чего невозможно было достичь простым заучиванием. Он словно проникал в суть вещей, как в другой мир, и способен был осязать и усваивать его, как всякий человек осязает и усваивает ежедневную пищу, дающую ему силу и энергию. И вместе с тем Арис чувствовал, как собственные мысли приводятся в гармоничный порядок, приобретают научную форму и достаточно легко могут быть отображены в письменном виде.
Когда Бион увёл своих учеников в башню и велел запереться намертво, Арис решил, что предстоит урок доксографии. Изготовившись к священнодейству, он неожиданно был смущён поведением оракула, поскольку тот велел скорым шагом подняться на самый верх, в обсерваторию, где обыкновенно переводили дух перед спуском, откуда наблюдали за светилами и по ночам изучали звёздное небо. Обсерватория представляла собой открытую круглую ротонду с восьмью колоннами, каждая из которой точно указывала стороны света, а два верхних каменных кольца, наружное и внутреннее, имели замысловатые знаки, метки и дорожки, сбегающиеся в центр и будто бы означающие расположение созвездий. Причудливость всего этого каменного письма вызывала много вопросов, ибо ничего подобного не было во всей Элладе, однако Бион скрывал истинное толкование знаков и неохотно объяснял, что обсерватория скопирована с варварской, начертанной в их манускриптах, и он сам ещё не разобрался в сути её многих сакральных тайн. Однако был убежден, что с её помощью варвары каким-то образом добывают время, ибо считают его высшим благом, дарованным богами, и ценят гораздо выше, чем все прочие блага жизни.
В те годы возмужания Арису ещё казалось, что время бесконечно, неисчерпаемо, как воды океана, не подлежащее счёту, словно песок пустынь, и даётся даром, без всяких жертв богам или мзды. Сама мысль о его добыче виделась вздорной и нелепой, как и все прочие варварские нравы.
Из ротонды открывался вид не только на всю Ольбию, но и на хору – её дальние окрестности, заселённые земледельцами, поэтому в обсерватории днём и ночью находился личный дозорный стратега полиса с сигнальным рогом и в алом плаще, который он вывешивал на соответствующую колонну, откуда исходила угроза нашествия неприятеля или в городе возникал пожар. Сейчас дозорный мирно дремал на каменном ложе между созвездий, укрывшись плащом от слабого осеннего бриза. К этому старику ученики давно привыкли, как к прочему оборудованию, предметам и знакам обсерватории, и его не замечали, впрочем, как и он школяров.
– Отсюда мы станем взирать, как под натиском варваров падёт Ольбия, – неожиданно заявил оракул, как обычно, не объясняя причин и оставляя загадки. – Её время кончилось. Кто из нас спасётся от гибели, обязан будет впоследствии поведать миру о злодеяниях варваров. Но прежде пусть помыслит о том, возможно ли добыть время если не для города, который не спасти, – для славной Эллады? Ибо остался совсем малый срок её существования…
Обескураженные, растерянные и устрашённые ученики воззрились на учителя, ожидая неких пояснений, но оракул указал рукой на зарябленную морскую даль, сверкающую за крепостной стеной.
– Да, они выйдут из лимана, – подтвердил Бион, храня полное спокойствие.
К странному поведению оракула Арис давно привык, но тут не выдержал и спросил:
– Веришь ли ты, учитель, в то, о чём сказал сейчас?
Тот вспушил курчавую седую бороду и, нахлобучив до ушей кожаную шапочку, взглянул из-под клочкастых бровей.
– Что тебе сказал Платон, провожая на Понт?
– Платон сказал: «Пусть тебя старец научит ходить и смотреть».
– Ходить я научил, – отозвался Бион. – Настал час учить зреть. И преподнести урок зрелости. Но лестница знаний для этого слишком мала, да и скрипуча. А посему думай над моим словом и взирай на море!
Арис вгляделся в даль так, что навернулись слёзы: водную гладь рассекали причудливой формы навершения копий варваров: широкие, слегка изогнутые лезвия у основания имели серповидные острейшие дуги, и всё это выглядело так, словно на лёегкой волне колышутся малые и совсем неопасные кованые кораблики под железными парусами…
Варвары полунощной стороны действительно шли по дну! Причём двигались напрямую, со стороны Капейского мыса, таким образом сократив расстояние в двадцать раз. При виде стройных колонн вырастающих из моря копий многими учениками овладело безумство, ибо ничего подобного быть не могло, и только что проведённый опыт доказывал, что варвары не могут дышать в воде и преспокойно разгуливать по дну морскому.
Ученики в надеждах и смятении взирали на оракула, словно искали спасения своему потрясённому и оттого вышедшему из повиновения уму, но иные, кто не утратил присутствия духа, и в их числе оказался Арис, нарушая школьный устав, посмели в присутствии самого Биона обратиться к ученикам. Одержимые юношеским порывом, они стали призывать немедля вооружаться и вставать на городские беззащитные стены, но были резко учителем остановлены.
– Ольбии быть разрушенной и сожжённой! – с роковым скрипом в голосе произнёс зловещий вердикт оракул. – И ничто ей не поможет!
– Учитель! Мы верили твоему слову! – возмутился Арис. – И разрешали заданные тобой задачи! Но ныне объясни открытым словом: отчего должен погибнуть город, если мы все восстанем на его защиту?
– Мы встанем в строй защитников! – поддержали его храбрые школяры. – И отстоим полис!
– Глупцы, – сокрушённо промолвил Бион. – Я зря водил вас по лестнице и тратил своё время. Отпущенный срок жизни Ольбии закончился, а нового мы не добыли. Не рок философа – махать мечом и пускать стрелы. Вам надлежит стать свидетелями гибели города, и это ныне ваш урок. Стойте здесь и взирайте, дабы впоследствии избавлять тиранов, архонтов и стратегов эллинских от глупости и научить мудрости. Слово философа становится проникновенным лишь тогда, когда он сам позрит и испытает позор вместе с полководцами и отцами города. И посему уймите свою ненависть и смотрите противнику в лицо, как смотрите мне, учителю вашему, ибо ныне враг будет вас учить, как следует любить и защищать свой народ. Возможно, кто-то из вас, позрев, раскроет тайну, как варвары добывают Время!
Дремлющий дозорный ничего этого не слышал лишь потому, что привык не внимать речам Биона и словам учеников. И тогда Арис, в который раз нарушая устав, вмешался в череду происходящего, что делать было запрещено, растолкал старика и указал на море:
– Дай знак! Это идут варвары!
Дозорный подслеповато уставился на сверкающую рябь, почти вплотную подступающую к крепостной стене, но, ничего не узрев, перевернулся на другой бок и подоткнул под него плащ, чтобы не дуло. Оракул от этого