Никто не отозвался, так как широкие плечи зулуса имели очень внушительный вид.
— Кроме того, я колдун, — продолжал Мавово, — один из величайших колдунов, умеющий открывать «Ворота Расстояния» и читать то, что скрыто во чреве Будущего. Поэтому я отвечу на вопросы, которые ты задал Макумазану, великому и мудрому белому господину, которому я служу, ибо мы сражались вместе во многих битвах. Да, я буду его ртом и отвечу так: белый человек Догита, твой кровный брат, чье слово среди мазиту то же, что и твое слово, прибудет сюда через два дня на закате солнца. Я сказал!
Бауси вопросительно посмотрел на меня.
— Да, — повторил я, чувствуя, что надо что-нибудь сказать, — Догита прибудет сюда через два дня, спустя полчаса после заката солнца.
Что-то побудило меня прибавить эти лишние полчаса, которые в юнце концов спасли нам жизнь.
В течение некоторого времени Бауси советовался с мерзким Имбоцви и старым одноглазым Бабембой, а мы смотрели на них, зная, что от исхода этого совещания зависит наша судьба.
Наконец он вновь заговорил.
— Белые люди! — сказал он. — Имбоцви, глава наших колдунов, волосы которого вы сожгли с помощью вашего злого колдовства, говорит, что лучше всего убить вас немедленно, так как у вас злые сердца и вы замышляете зло против моего народа. Я тоже думаю так. Но Бабемба, на которого я сердит за то, что он не исполнил моего приказания и не предал вас смерти на границе моей земли, когда встретил вас с невольничьим караваном, — он думает иначе. Он просил меня удержать свою руку и заступается за вас, так как, во-первых, вы околдовали его и, во-вторых, если окажется, что вы говорите правду (во что мы не верим) и что вы действительно пришли сюда по приглашению моего брата Догиты, то Догита будет очень огорчен, найдя вас мертвыми и не будучи в состоянии вернуть вам жизнь. А так как безразлично, умрете ли вы раньше или позже, то я решил держать вас пленниками до заката солнца указанного вами дня. Вечером этого дня вы будете выведены на площадь и привязаны к столбам, где будете ждать наступления темноты, когда, по вашим словам, должен прибыть Догита. Если он придет и скажет, что вы его братья — что же, это хорошо. Если не придет или, придя, скажет о вас дурное — еще лучше, ибо тогда вы будете расстреляны из луков в предупреждение всем другим похитителям людей не переступать границы Земли Мазиту.
Я с ужасом выслушал этот суровый приговор, потом сказал.
— Мы не похитители людей, о король! Мы скорее освободители их, как это могут засвидетельствовать Том и Джерри, происходящие из твоего народа.
— Кто такие Том и Джерри? — равнодушно спросил он. — Но это безразлично, так как они, без сомнения, такие же лгуны, как и вы. Я сказал! Уведите их отсюда. Хорошо кормите их и охраняйте до заката солнца второго дня, считая от этого времени.
После этого Бауси встал, не дав нам возможности говорить дальше, и ушел в большую хижину в сопровождении Имбоцви и остальных советников.
Мы тоже ушли в сопровождении удвоенной стражи, находившейся под командой нового воина, которого мы раньше не видели.
В воротах крааля мы остановились и потребовали, чтобы нам возвратили отобранное у нас оружие.
Но вместо ответа воины положили нам на плечи руки и заставили идти дальше.
— Хорошее дело, нечего сказать! — шепнул я Стивену.
— Это ничего не значит, — ответил он, — в наших хижинах осталось много ружей. Мне говорили, что эти мазиту ужасно боятся пуль Они, без сомнения, разбегутся, лишь только мы начнем стрелять.
Я посмотрел на него, но ничего не ответил, так как, сказать правду, мне не хотелось спорить.
Мы вернулись в свои хижины, где воины оставили нас и расположились снаружи их. Стивен, горевший желанием поскорее осуществить свой воинственный план, немедленно отправился в хижину, где был сложен наш багаж и ружья, отнятые у работорговцев. Я увидел, что он вышел оттуда очень бледным, и спросил его, в чем дело.
— В чем дело? — повторил он голосом, полным отчаяния. — Дело в том, что они украли все наши ружья и патроны. Они не оставили ни одной крупинки пороха.
Наше положение и в самом деле было ужасным. Пусть читатель представит себе его. Немногим более чем через сорок восемь часов нас расстреляют из луков, если некий странствующий джентльмен, которого, быть может, нет уже в живых, не явится к этому времени в это глухое, отдаленное место Центральной Африки. У нас оставалась единственная надежда, если это можно назвать надеждой, на пророчество зулусского колдуна. Рассчитывать на него было так нелепо, что я перестал о нем думать и начал искать в своем уме какое-нибудь средство для избавления, но после нескольких часов размышлений ничего не нашел. Даже Ханс, — со всей своей опытностью и почти сверхчеловеческой хитростью, — ничего не мог придумать. Мы были лишены оружия и окружены тысячами дикарей, которые, быть может только за исключением Бабембы, были уверены, что мы — ненавистные им работорговцы, посетившие их страну с целью похитить у них жен и детей. Их король Бауси был сильно настроен против нас. Благодаря моей глупой шутке, в которой я теперь горько раскаивался (как раскаивался в устройстве всей экспедиции или, по крайней мере, в том, что отправился в нее без брата Джона), мы нажили себе неумолимого врага в лице главного колдуна мазиту.
Мы могли надеяться только на случайность. Нам оставалось только готовиться к неизбежному концу.
Правда, Мавово оставался веселым. Его вера в свою «змею» была поистине трогательной. Он предложил погадать еще раз в нашем присутствии, чтобы доказать, что в его гадании не было ошибки. Я отказался, ибо не верил в это гадание.
Стивен тоже отказался, но по другой причине. Он говорил, что если результат гадания будет на этот раз другой, то это произведет на нас тяжелое впечатление.
Остальные зулусы проявили нечто среднее между верой и скептицизмом как неустойчивые люди, немного знакомые с христианским учением.
Но Самми ни во что не верил. Он буквально выл и так плохо готовил нам еду, что приготовление ее пришлось поручить Хансу, так как нам нужно было поддерживать свои силы, хотя у нас и не было аппетита.
— К чему, мистер Квотермейн, возиться с едой, которую ваши желудки все равно не успеют переварить? — спрашивал сквозь слезы Самми.
Кое-как прошла первая ночь, за ней следующий день и следующая ночь, которую сменило последнее утро. Я поднялся очень рано и смотрел на восход солнца. Никогда еще солнечный восход не казался мне таким прекрасным, как сегодня, когда я прощался с ним навсегда. Быть может, там, по ту сторону жизни, окажутся еще более прекрасные солнечные восходы.