После несчастья с Машенькой опять возникла дискуссия о женской службе, аргумент у сторонниц женской службы был железобетонный, если бы светлейшая не была подготовленным бойцом она с детьми погибла бы. Все мои попытки бороться с этим были тщетны, первый раз моё мнение было просто проигнорировано. В конце концов отец Филарет посоветовал мне признать наше поражение, потому что наши женщины проигнорировали и его мнение, немного правда помягче. В итоге мы решили разрешить девушкам проходить добровольную военную подготовку и естественно редкая девица у нас не умела стрелять, бросать гранаты и тому подобное.
За эти годы я сумел подготовить три десятка самбистов и они уже в свою очередь начали готовить других, так что наш народ начал поголовно становиться народом-воином.
Винтовок мы наклепали почти пять тысяч, а ружей больше десяти одной системы и около тысячи другой; патронов, гранат и снарядов просто было немерено. Военное производство шло даже в ущерб нашему развитию, в частности это была одна из причин нашего медленного освоения электрического производства.
Размышляя обо всем этом, я как бы со стороны наблюдал за Прохором и Митрофаном. Они приготовили большой рабочий стол, расставили стулья, разложили на столе подписанные рабочие папки с нужными документами и картами, повесили на стене специально изготовленные две карты, карту нашей долины и окрестностей и большую карту, где был и Минусинск и Улясутай. Прямо как взрослые серьёзные дядечки собираются решать мировые проблемы.
Собрались очень быстро, буквально за пять минут. Первым доложил о нашей материально-технической готовности Степан Гордеевич, а потом слово взял Лонгин. Он вышел к карте, взял указку, откашлялся.
«Очень странно», — подумал я, — «он почему-то волнуется».
Лонгин как бы прочитал мои мысли и как-то застенчиво улыбнулся.
— Я очень волнуюсь, от моих оценок и прогнозов многое зависит. Очень страшно ошибиться. Поэтому прошу простить если буду в докладе спотыкаться, — проговорив всё это, Лонгин успокоился и вновь стал привычным для всех начальником нашей разведки.
— Наши разведчики доложили, что противник основными силами начал выдвигаться из района своего сосредотения восточнее хребта Хан-Хухэй. Передовые части начали движение вдоль реки Тэс-Хем в направление ставки амбын-нойона в Самагалтая. Амбын-нойон свою ставку покинул и уехал куда-то в Восточную Монголию.Численность боевых частей не меньше пятидесяти тысяч, около сотни стволов артиллерии, — разведданные о противнике Лонгин докладывал очень подробно целых полчаса. Цельная картина вражеской армии, нарисованная докладчиком, воспринималась намного тревожнее, чем в приватных беседах в узком кругу. Посмотрев на других я понял, что они испытывают те же чувства.
Заканчивая доклад, Лонгин доложил свои выводы.
— К середине мая противник пройдет горные хребты, болота северных предгорий Танну-Ола и выйдет в район озер Чагатый, Хадын и Чедер-Хол. Последние два соленые, поэтому они будут основными силами ближе к Чагатыю. Недели через две подтянут обозы, приведут себя в порядок после горного перехода и начнут движение к Енисею, — я посмотрел на Ерофея, он считал, что китайцы будут наступать быстрее.
— А какими силами? — спросил Казимир, оторвавшись от чтения разведсводок. Я видел, что он подробно изучает первые сообщения наших лазутчиков о начале движения Чжао Цзинбао из Улясутая.
— Я много расспрашивал кого только можно, о тактике маньчжуров. Обычно первыми идут разные вспомогательные и большие разведывательные отряды. Основная армия идет медленно, артиллерия на верблюдах, преобладание кавалерийских частей замедляют движение, — это был главный пункт расхождений Лонгина и Ерофея. — Тут мало провианта и фуража, да и с водой могут быть проблемы. Многое надо с собой тащить за тридевять земель.
Лонгин достал сводку, которую читал Казимир.
— От Улясутая до Тег-Хема они бросили почти десять тысяч войска, конечно можно сомневаться в точности цифр, но важен сам факт. Враг идет с огромными обозами, опустошая которые, он бросает эти части, они балласт, — Лонгин сделал паузу и обвел всех взглядом. — Я уверен, что всё будет именно так, выйдут с этот район, а уже оттуда броском к Енисею, только боевыми частями.
— А если не так? — Ерофей похоже остался при своем мнение.
— Следить за ними будем, если что, оперативно реагировать и все дела, — развел руками Лонгин.
— Хорошо. А реальных боевых сил у них сколько? — граф Казимир вернулся к своему вопросу.
— Без артиллерии тысяч пятьдесят. Думаю, тысяч десять отрядят на другие направления, например через перевалы, где мы с ламой Тензин Цултимом шли. Чжао Цзинбао практически не знает о нас ничего, он полагает что воевать будет с каким-то мятежным зайсаном, коих тут было множество. Про наше вооружение то же не знает. Амбын-нойон никакой информацией с Чжао Цзинбао делиться не стал.
— Лонгин Андреевич, ты уверенно называешь цифры численности вражеских войск, говоришь, что враг знает, а что нет. Каковы источники твоей информации? — поинтересовался Петр Сергеевич. Я знал источник информации, вернее источники. Один был, фигурально выражаясь, из спальни великого цзяньцзюня.
— Источники надежные, Петр Сергеевич, — я решил вмешаться и не развивать эту тему. — Это настолько серьезное дело, что даже в таком кругу, — я обвел руками присутствующих. — не стоит об этом говорить. Поэтому давайте обсудим что делать. Ерофей Кузьмич, тебе слово.
Глава 21
— Источники надежные, Петр Сергеевич, — я решил вмешаться и не развивать эту тему. — Это настолько серьезное дело, что даже в таком кругу, — я обвел руками присутствующих, — не стоит об этом говорить. Поэтому давайте обсудим что делать. Ерофей Кузьмич, тебе слово.
Полковник Пантелеев стремительно вышел к карте и уверенно начал докладывать свои предложения.
— Ваша светлость, уважаемые товарищи и господа! Я считаю ситуацию серьёзной, силы противника нешуточные, поэтому предлагаю следующее. Первое, объявляем и проводим всеобщую мобилизацию, может статься лишний ствол будет решать ситуацию, — Ерофей подошел к чистой белой доске рядом с картой и чернильным карандашом написал крупно, мобилизация. Металлическая доска, покрытая белой эмалью и чернильные карандаши, я решил не использовать слово фломастер, были последним изобретением Степана и для апробации она утром была установлена в Центральным Штабе гвардии, где мы заседали.
— Повторяю, мобилизация всеобщая, — Ерофей сделал ударение на слове всеобщая. — Вопрос жизни и смерти, поэтому все от восемнадцати лет до сорока пяти. Останутся молодняк и старики, справятся. Подробный план мобилизации разработали капитан Малевич и господин Иванов, подробности рассказывать ни к чему, кто желает, может ознакомиться.
Я план мобилизации знал почти наизусть, как и текст доклада Ерофея, он со мной согласовал каждое слово, поэтому слушал его в полуха.
— По мере мобилизации сотни и батареи начнем перебрасывать в Туран. Десять десятков сводим в сотни, командир сотни лейтенант, три батареи в артиллерийские дивизионы, всего пять дивизионов. Временно дивизионами будут командовать командиры одной из батарей, их производим в старшие лейтенанты и поручаем товарищу капитану артиллерии из резерва восполнить вакансии командиров батарей. Через неделю вся армия должна быть переброшена на театр боевых действий.
Полковник поставил цифру один перед словом мобилизация, а после слова стрелку и написал неделя. У меня мелькнула мысль, что у доски стоит не наш командующий, а школьный учитель. Ерофей тем временем продолжил.
— Мы построили на реке Эжим военный лагерь в двенадцати километрах от Енисея. Туда перебрасываем два дивизиона и шесть гвардейских сотен. Они пока будут стоять в лагере и боевые позиции в фортах займут только при необходимости. Сейчас все форты заняты людьми Лонгина Андреевича, — Ерофей сделал паузу и посмотрел на Лонгина, как бы ожидая подтверждения своих слов. Тот молча кивнул.
