Чтобы доказать, что информация качественная, Очкарик У уступил первые два доклада бесплатно: когда желаешь поймать могучего тигра, стоит принести в жертву краденого ягненка. Если ЦРУ признает доклады приемлемыми, за следующие три назначалась цена в тысячу гонконгских долларов за каждый, а если и эти окажутся в равной степени ценными, то можно будет говорить о годовом контракте.
Первые два получили такую высокую оценку, что тут же договорились о пяти докладах по две тысячи долларов каждый. На следующей неделе «борцы за свободу» должны были получить первый гонорар. О, как они поздравляли друг друга!
Материал для докладов был отобран из трех десятков кантонских газет, которые каждый день доставляли на поезде из Кантона, привозившем также свиней, птицу, самые разные продукты. Их без труда можно было купить в газетных киосках Ваньчая. Требовалось лишь тщательно прочитать и, опуская коммунистическую риторику, переписать статьи об урожае, строительстве, экономике, партийных назначениях, рождениях, смертях, приговорах, вымогательстве и местном колорите — все, что казалось интересным. Очкарик У эти истории переводил, а подбирали их остальные.
Он ощутил огромное удовлетворение. Затея с «Фридом файтером» заключала в себе огромный потенциал. А издержек почти никаких. «Но иногда не мешает сделать несколько ошибок, — поучал родичей Очкарик У, — а то и пропустить месяц: „К сожалению, наш агент в Кантоне убит за то, что передавал государственные тайны..."».
«О да. Вскоре я стану полноправным членом Эс-ай, и меня научат, как должен работать разведчик. Тогда я навострюсь получше подавать ЦРУ информацию из газет. Может быть, мы расширим свою „сеть", состряпаем доклад из Пекина и ещё один из Шанхая. Мы можем получать позавчерашние пекинские и шанхайские газеты, и это тоже не потребует особого труда и серьезных вложений. Благодарение все богам за американское любопытство!»
Громко сигналя, мимо проехало по лужам такси. Очкарик притормозил, чтобы пропустить его, потом снова влился в толпу, которая валила вдоль высокого забора, огораживающего ипподром, не обращая внимания на ругательства, гудки автомобилей и шум. Он посмотрел на часы. «Времени ещё полно. До Главного управления не так уж далеко».
Дождь усилился, но Очкарик не чувствовал его, выигрыш грел карман, идти с ним было легче. Он расправил плечи. «Будь сильным, будь мудрым, — приказал он себе. — Сегодня нужно быть начеку. Меня могут спросить, что я думаю. Я знаю: красный суперинтендент Брайан Квок то тут, то там подвирает и преувеличивает. А что касается атомного оружия, так что в этом особенного? Конечно, у Серединного государства будет свое атомное оружие. Любой дурак знает о том, что уже не один год происходит в Синьцзяне около озера Бостенху. И конечно, у нас скоро будут свои ракеты и спутники. Конечно! Мы что, не цивилизованные люди? Разве не мы изобрели порох и ракеты, но перестали пользоваться ими тысячелетия назад, считая варварскими?»
По другую сторону забора женщины-уборщицы рылись в оставленном тысячами людей и раскисшем от дождя мусоре, терпеливо перетряхивая его в надежде обнаружить потерянную монету или кольцо, авторучку или бутылки, которые можно продать за пару медяков. Около груды мусорных бачков, укрывшись от дождя, лежал человек.
— Вставай, старик! Здесь спать нельзя, — бесцеремонно тряхнула его уборщица. — Пора домой!
Дрогнувшие веки старика на миг приподнялись, он начал было вставать, но замер, глубоко вздохнул и осел как тряпичная кукла.
— Айийя, — пробормотала Однозубая Ян. За свои семьдесят лет она повидала достаточно смертей, чтобы понять: это конец. — Эй, Младшая Сестра! — вежливо позвала она свою подругу и напарницу. — Подойди сюда! Этот старик мертв.
Подруга, шестидесяти четырех лет, согнутая и морщинистая, тоже была ещё полна сил и тоже притащилась в Гонконг из Шанхая. Появившись откуда-то из дождя, она уставилась на старика.
— Похоже, нищий.
— Да. Лучше сказать десятнику. — Встав на колени, Однозубая Ян тщательно прошлась по рваным карманам. Там завалялось всего три гонконгских доллара мелочью, и больше ничего. — Небогато, — вздохнула она. — Ну, ничего. — И Ян разделила мелочь поровну. Многие годы они делили между собой все, что находили.
— А что это у него в левой руке? — спросила подруга. Однозубая Ян разогнула пальцы руки, больше похожей на когтистую лапу.
— А-а, какие-то билеты. — Она поднесла бумажки к глазам и быстро пробежалась по ним взглядом. — Двойная кинелла... — начала она и вдруг захихикала. — И-и-и, этот старый дуралей выиграл первый этап и проиграл второй... Он поставил на Баттерскотч Лэсс! — Обе стали истерически смеяться над проделкой богов.
— Должно быть, бедного старикана хватил удар — меня бы тоже хватил! Айийя, оказаться так близко и так далеко, Старшая Сестра.
— Джосс. — Однозубая Ян снова хихикнула и швырнула билеты в мусорный бачок. — Боги есть боги, а люди есть люди, но, и-и-и, могу представить, отчего умер бедный старик. Я бы тоже умерла! — Обе старухи снова засмеялись, хотя в душе переживали чужую неудачу, и старшая стала тереть грудь, чтобы облегчить боль. — Айийя, мне бы нужно принять снадобье. Иди скажи про старика десятнику. Младшая Сестра, и-и-и, как я устала сегодня. Надо же, так не повезло! Он был близок к тому, чтобы стать миллионером, и что теперь? Джосс! Иди скажи десятнику. Что-то устала я сегодня, — дрожащим голосом повторила она, опершись на грабли.
Её подружка пошла прочь, поражаясь на богов и то, как быстро они дают или отбирают. «Если они вообще существуют, — думала она, уходя. — А-а, джосс!»
Голова болела, но Однозубая Ян продолжала работать. Убедившись, что осталась одна и за ней никто не следит, она метнулась к мусорному бачку и лихорадочно собрала те самые выброшенные билеты, и сердце у неё колотилось как никогда в жизни. Волнуясь, она проверила, не обманывают ли её глаза, правильные ли номера на билетах. Никакой ошибки. Все билеты были выигрышные.
Она так же лихорадочно запихнула их в карман, удостоверившись, что по неосторожности не оставила ни одного в бачке. Проворно набросав сверху ещё мусора, подняла бачок и вывалила его содержимое в другой. В голове при этом бился крик: «Завтра я смогу получить по ним деньги. У меня ещё есть на это три дня! О благословение всем богам, я богата, богата, богата! Там должно быть сто или двести билетов, по пять гонконгских долларов каждый, и по каждому выплачивается двести шестьдесят пять гонконгских долларов... То есть, если билетов сто, это будет двадцать шесть с половиной тысяч гонконгских долларов, а если двести — пятьдесят три тысячи гонконгских долларов...»
